— И ты забыла о самом главном, милая. О том, что я буду тебя трахать вне зависимости от тех дней, когда ты можешь забеременеть. Да и ты сама не можешь знать наверняка, когда они начинаются, а когда заканчиваются. Радуйся, что у меня вообще на тебя стоит!

Вообще стоит? Наверное, он хотел её не только унизить, но и ударить последней фразой как можно больней. Потому что у него не просто стоял. Казалось, ещё немного и залупа буквально лопнет от перевозбуждения, а он даже не успеет вставить. Но, слава богу, ничего подобного не произошло. Хотя кровь в висках и по глазам тарабанила как бешеная, особенно когда он прижал головку с членом к горячей промежности девушки и несколько раз прошёлся от манящего входа во влагалище до клитора и обратно. После чего не удержался и всё-таки вогнал в неё практически весь ствол до упора, едва не с упоением вжавшись зудящей мошонкой в её припухшую киску и дурея от новых ощущений ещё больше. А потом уже срываясь окончательно, когда начал в ней двигаться. Точнее, вбиваться, как заведённый, пока руками обхватывал ей горло и её бл@дское тело, не давая ей ни единой возможности ни вырваться, ни сделать что-либо со своей стороны. Пока прижимался щекой к её виску и уху, наговаривая охрипшим голосом уничижительные эпитеты, больше похожие не безумный бред одержимого психопата.

— И радуйся, что я ещё вообще тебя трахаю, вместо того, чтобы выставить за двери…

Я даже не знаю, кто из нас ненормальный больше всего. Я или он. Хотя, возможно, оба хороши. Но сегодня что-то определённо пошло не так, и произошло всё это не без участия моей далеко не святой маменьки. Правда, когда Стаффорд сорвался и, в прямом смысле этого слова оттрахал меня у окна в своей излюбленной манере, думать о чём-то другом или о ком-то другом я, само собой, уже не могла. И даже, мать его, кончила! Не меньше двух раз, поскольку он сам ещё так быстро никогда не кончал. И, естественно, по ощущениям мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я наконец-то свихнусь. Но спасительного сумасшествия не наступало. А после того, как Рейнальд спустил в меня и через несколько секунд отстранился, на меня снизошло убийственное отрезвление. Я чуть было не скатилась по косяку и стеклу террасных дверей на пол, так как ноги предательски тряслись и подгибались, а внутри словно содрогались все внутренности то ли от бешеного стука сердца, то ли от пробравшей меня насквозь ледяной лихорадки.

— Возвращайся в свою комнату. Можешь полежать пару часов на кровати. Потом сделаешь тест.

И, естественно, ничего приятного на прощание Стаффорд мне так и не сказал, задержавшись здесь не больше, чем на пару минут. Вернее, пока не застегнул свои брюки и не поправил на себе одежду. И всё. Словно размазал напоследок по стеклу, как какую-нибудь надоедливую мошку. И ушёл. Спокойно, без спешки. Как ни в чём ни бывало.

Кажется, я ещё не сразу решилась встать во весь рост и тоже пойти на выход из этой… этой сумасшедшей комнаты, которую я ненавидела в те мгновения как ненормальная. И которую мечтала больше никогда не увидеть, как и всех стоявших сейчас в ней вещей. Я даже старалась не смотреть в сторону замотанной в несколько слоёв целлофаном и пузырчатой плёнкой детской кроватки, цена которой, наверное, была как за новехонький седан.

Стаффорд точно сумасшедший! Зачем он это всё тут устроил, даже не зная, забеременею я или нет? Или у него подобным образом проявлялся собственный мазохизм? Хотя, нисколько не удивлюсь, если он был уверен в благоприятном исходе поставленной перед собой задачи на все двести. Ведь я же дочка Норы Андервуд, которая забеременела от него двадцать три года назад, как по щелчку пальцев. Мой генофонд не должен был подкачать.

Но, увы… что-то изначально пошло не так. И вся неделя, которая должна была по всем законам классики жанра привести меня к столь долгожданной для Рейнальда беременности, закончилась ничем. Кажется, он и говорил мне перед уходом из детской о тесте, едва ли веря в благоприятный результат. А я… Я возненавидела его за это ещё больше. За весь сегодняшний день. И, возможно, за другие. За то, что он так и не изменился за эти недели.

Хотя, нет. Вру. Ещё как изменился. Но в совершенно другую сторону. Словно начал терять лицо вместе с каждым уходящим днём бессмысленного ожидания. И наши публичные походы по ресторанам, или ещё куда, уже не имели той чарующей ауры, которая нас когда-то окутала в опере и сделала максимально близкими в президентском номере-люксе отеля Ритц-Карлтон. И как бы я не пыталась понять, что же случилось, и что же я делала не так — у меня никак не выходило. Почему Стаффорд отдалялся от меня. Точнее, становился другим, будто не самим собой, проявляя ко мне нескрываемое раздражение. Правда, не знаю, что хуже. Его раздражение или равнодушное разочарование? В любом случае, это мало походило на то, о чём я когда-то мечтала. А сегодня и подавно.

Кажется, я возвращалась в свои комнаты не то что на чистом автомате, а как раз в том состоянии, которое можно назвать абсолютной апатией. Пустотой и выедающим до основания душу равнодушием. Я даже не запомнила и половины пройденного мною пути. И как добралась до кровати. Как легла на неё (а может и упала) и сколько в ней пролежала, глядя ничего не видящим взглядом в потолок и совершенно не обращая внимания на размазанные на внутренней части бёдер липкие пятна спермы.

Какая теперь разница? За эту неделю Стаффорд ясно дал мне понять, что я ему интересна ни в качестве желанной секс-игрушки, а в виде инкубатора для его будущего ребёнка. И, конечно, от этого было не просто больно. Хотелось буквально орать во всю глотку. А лучше, прийти туда, где этот мудак сейчас седел и устроить ему настоящую истерику века, чтобы запомнил на всю оставшуюся жизнь. И хрен с тем, что он потом сделает. Пусть даже выставит за двери своего роскошного пентхауса. Что толку от всех его материальных возможностей и безграничных связей, если я чувствую себя здесь, как размазанный кусок дерьма по дну золотой клетки.

Мой план не работал, так же, как не работал план Рейнальда на мой счёт. Правда, в моём случае всё было чуточку сложнее, и я ещё имела в запасе весьма весомый козырной туз. Но, похоже, сегодня я готова была отказаться даже от него. Видимо, и пролежала всё это время на постели, ничего не делая, чтобы определиться уже окончательно — выбрать самое правильное для себя решение. Или, наоборот, неправильное. Как ни крути, но пока не проверишь — не узнаешь.

— Мисс Райли. Прошу прощение за беспокойство. Но вас хочет видеть мистер Стаффорд в своём кабинете. И просит, чтобы вы пришли туда с последним тестом. Вы его ещё не делали?

Я не знаю, когда именно на пороге моих комнат появилась безупречная Эстер и безупречно вежливым голосом объявила о последних пожеланиях своего хозяина. Но именно её приход вернул меня в окружающую реальность и в этот мир. В мир Рейнальда Стаффорда.

— Ещё нет. Но… сейчас сделаю и… Переоденусь.

И, скорей всего, приму перед этим душ. Меня же вроде просили прийти не прямо сейчас и не сию секунду?

Как ни странно, но с появлением служанки я более-менее, но кое-как пришла в себя и даже встала с кровати. После чего направилась в ванную и простояла там под горячим душем не менее двадцати минут. Обмоталась банным полотенцем, подошла к шкафчикам и мраморной столешнице с раковинами, открыла зеркальную дверцу нужного мне отделения. Подхватила одну из сложенных на полке коробочек с недешёвым и самым точнейшим тестом. Распаковала. Включила воду и… сунула ненадолго тестовый наконечник под струю. Затем отложила сам тест ненадолго на столешницу рядом с умывальником и вернулась к другим более важным делам.