…Показания Алисы Андрей слушал, обхватив голову руками. Адвокат предупредил заранее: «Главное, чтобы она рассказала историю с настоящими причинами и име­нами этой провокации, только тогда появится шанс…»

— Нет-нет, никто из моих знакомых с этим не связан. Мне просто подбросили, — спокойно повторила Алиса.

Судья искоса посмотрела на нее, и голос ее прозвучал неофициально, как подсказка сердобольной учительницы:

— Вы же понимаете, что четыреста граммов героина никто не подбросит просто так? Вы действительно не мо­жете вспомнить среди своих знакомых никого, кто мог бы вам, скажем, отомстить таким образом?

Седая дама-прокурор недоуменно посмотрела на су­дью, потом на Алису.

— Нет-нет, — снова поспешила ответить Алиса. — Это какая-то ошибка, возможно, меня с кем-то перепутали, но никто из моих знакомых не имеет к этому никакого отно­шения.

— И вы по-прежнему утверждаете, что шкатулку и день­ги вам дала незнакомая женщина?

— Мы познакомились на улице, она попросила спря­тать это у себя и сказала, что найдет меня сама.

Адвокат беспомощно развел руками, глядя на Андрея, прокурор приподняла брови и победительно взглянула на судью, — казалось, все люди, перешептывающиеся в зале суда, сидели сейчас на уроке, где отличница Алиса впер­вые в жизни отвечала на двойку.

— Алло? — Кирш была пьяна и не сразу разобрала слова Дениса.

— Суд, говорю, у нее уже был, даже апелляцию пода­вали — отклонили, ты передумала с ней видеться?

— Господи, Денис, тебе-то это зачем?! Ну передумала я, передумал а, ясно?! — Кирш выключила телефон и упала на кровать ниц. Потом, ругаясь, снова включила его. — Ден? Слушай, она где сейчас? Если в Москве, тыпередашь ей записку? Пусть она с ним, пусть, только она должна это знать, должна!

Денис молчал.

— Слышишь меня? — Кирш хрипела.

— Тебе узнать, куда ее отправляют?

— Нет!.. Она не захотела со мной связаться, она верну­лась к нему! Все равно передай, слышишь?!

Денис вздохнул:

— Слышу.

…Автозак подъехал к поезду ранним утром, за три часа до отправления: десять человек конвоя с автоматами и со­баками образовали коридор, и по синему снегу пролегли желтые дороги от включенных фар. Через лай рвущихся к автозаку псов кто-то выкрикивал фамилии, осужденные по одному пробегали по мрачному коридору. Какая-то женщина нервно нашептывала Алисе на ухо:

— Опять это со мной! Поверить не могу!.. Ты близко к псам-то не беги: цапнут! Ох, мрак в «Столыпине» ехать! Окошки с решетками — думаешь, в них смотреть на пей­зажи будешь? Дудки! В коридоре они, а внутри — ни окон, ни дверей! Вагонам этим сто лет в обед! Кто в столыпинских вагонах один раз проедет — железную дорогу всю жизнь обходить будет, дочка!

Алиса вздрогнула, услышав свою фамилию и вновь оз­вученный приговор суда. Алиса не смогла побежать: она шла, чувствуя, как подкашиваются ноги, глядя мимо ос­калившихся морд голодных овчарок на желтые полосы света, рассекающие синий снег. Было странно держать руки за спиной и слышать монотонную ругань идущего рядом конвоира с ее сумкой.

— Твою мать! Почему московского этапа все зоны бо­ятся — так это потому, что москвичи с собой все имуще­ство прут: всех вертухаев на шмон не хватит! У тебя вон одна сумка, а весу! Кирпичи, что ль, нагрузила?!

— Книги. — Алиса не услышала собственного голоса, но не смогла повторить громче.

Где-то далеко осталась набережная Макаренко, Алиса повторяла про себя свой новый адрес: «Мордовская об­ласть, поселок Евас УИ 136/6».

Вдруг ничего от тебя не зависит — как когда попада­ешь в больницу сразу и понимаешь, что ты заложник этих казенных стен. Алиса осмотрелась в тусклом вагоне и мед­ленно съехала по стене на пол, уставившись в простран­ство перед с собой… Набережная… Блюз… Бабушкино пончо… Медленный танец, запах «барбариски», зола, рас­сыпавшаяся упечки…

— Ладно тебе, не сходи с ума! Ты куда уставилась-то? Эй, как тебя там звать-то…

Алиса повернулась на голос и увидела широкоплечую лысую девушку в дутой куртке поверх тельняшки. Пожи­лая женщина, сидящая в углу, ухмыльнулась:

— Глянь-ка, соска, какой уже за тобой коблик ухлес­тывает!

Алиса закрыла глаза и достала из внутреннего карма­на куртки конверт. «Алисочка!..»

Невозможно попять, как течет время, если ты помещен в темное замкнутое пространство. Алисе казалось, что она едет в «столыпине» вечность,

Женские запахи так ядовиты, женская речь так режет слух, женские мысли разъедают стены старого вагона, жен­ская любовь сметает все на своем пути… Алиса провали­валась в сон и просыпалась, думая, что скоро она станет зверем в зоопарке, где в вольеры помещены самые хищ­ные из людей…

Девушка в тельняшке в который раз присела рядом и, опершись ладонью на колено, откашлялась, Алиса дрема­ла, сжав в руках конверт.

— Ау, красавица! — пробасила девушка. Алиса открыла глаза.

— Оставь ты ее! — вступилась соседка Алисы по авто­заку. — Пусть спит, плохо ей. Ох, верно говорят: от сумы да от тюрьмы не зарекайся! Хорошая-то вроде девочка-то… Кто на воле-то ждать будет? Родни-то много?

Алиса пожала плечами:

— Бабушка…

— Письмо-то небось не от бабушки: до дыр уже изму­солила! — присела рядом на корточки девушка в тельняш­ке и закурила.

— Это от подруги, — тихо ответила Алиса. И, помол­чав, зачем-то еще тише добавила: — Она — буч.