– Есть кое-что еще, – внезапно промолвил Морр и снова зачастил. – Там ходили толки о каком-то оружии Айз Седай. Я побывал на месте, где оно было пущено в ход, в нескольких милях от города. Земля начисто выжжена на три сотни шагов в окружности, а дальше погорели сады. Песок оплавился. И саидин там была хуже, чем где бы то ни было.

– Выжженная земля, ну и что? – воскликнул Торвал, махнув рукой. – Это могли сделать Айз Седай, оказавшиеся близ города, когда он пал. Могли сделать сами Шончан. Одна сестра с ангриалом могла...

– Что ты имеешь в виду, говоря, что саидин там хуже? – прервав Торвала, спросил Ранд. Дашива подался вперед, но Ранд отстранил его. – Что ты имеешь в виду, Морр? – повторил он.

Юноша стоял, стиснув зубы, палец его скользил вверх и вниз по рукояти меча. На лбу проступил пот. Казалось, его сердце вот-вот выскочит из груди.

– Саидин была... странной, – хрипло произнес юный Аша’ман и отрывисто зачастил: – На том месте... хуже всего... Я... я... чувствовал это в воздухе, но... но странно всюду... всюду близ Эбу Дар. Мне приходилось... бороться. Да, бороться, но не так, как всегда. По-другому. Как будто саидин... живая. Иногда она... не делала, что я хотел. Иногда... делала что-то другое. Так было! Я не сошел с ума. Так было!

Стена шатра содрогнулась под сильным порывом ветра, и Морр умолк. Наришма качнул головой, звякнули колокольчики, и повисла тишина.

– Это невозможно, – едва слышно произнес Дашива. – Невозможно!

– Кому ведомо, что возможно, а что нет? – промолвил Ранд. – Во всяком случае, не мне. Может, тебе? – Дашива удивленно поднял глаза, но Ранд уже повернулся к Морру. – Не бойся, – промолвил он. Не ласково, на это его бы не хватило, но, как он надеялся, ободряюще. Он их сотворил, он за них в ответе. – Не бойся, ты будешь со мной до Последней Битвы. Я обещаю.

Юноша кивнул, провел ладонью по лбу, словно удивившись выступившему поту, но смотрел он на Торвала, который словно окаменел. Знал ли Морр про вино? То была милость. Маленькая, горькая милость.

Ранд взял со стола письмо Таима, сложил и засунул в карман. Один из пятидесяти уже обезумел, и таких будет еще больше. Кто следующий? Морр? Дашива, видимо, уже близок к этому. Подозрение вызывали и отрешенный взгляд Хопвила, и даже привычное спокойствие Наришмы. Сойти с ума – вовсе не обязательно кричать про пауков под кожей. Однажды, там, где ответ мог быть только правдивым, он спросил, как очистить саидин от порчи. И получил в ответ загадку. Герид Фил говорил, что она связана с «глубинными принципами как высшей, так и натуральной философии», но он не видит способа применить их на практике. Возможно, его убили потому, что он приблизился к разгадке? Ранд имел намек на ответ – во всяком случае, думал, что имеет, – но то была лишь смутная догадка, опасная, даже окажись она верной. Намеки и догадки – это еще не решение, однако следовало что-то предпринимать. Если порчу не устранить, мир может быть разрушен безумцами еще до Тармон Гай’дон. Что надлежит сделать, должно быть сделано.

– Это было бы чудесно, – почти прошептал Торвал, – но как может кто-либо, кроме Творца или... – Он осекся.

Ранд даже не заметил, что, по-видимому, размышлял вслух. Глаза Наришмы и Хопвила словно принадлежали одному человеку, они светились нежданно обретенной надеждой. Дашива выглядел ошеломленным. Ранд надеялся, что не сказал слишком много. Кое-что нужно хранить в тайне. Включая и следующий шаг.

Короткий приказ, и Хопвил уже бежал к своему коню, чтобы скакать на кряж с распоряжениями для знати, Морр с Дашивой отправились на поиски Флинна и других Аша’манов, а Торвал вышел из шатра, намереваясь Переместиться в Черную Башню с указаниями для Таима. Остался только Наришма. Размышляя о Шончан, Айз Седай и их новом оружии, Ранд отослал и его, снабдив тщательными инструкциями, которые заставили молодого человека поджать губы.

– Никому ни слова, – промолвил Ранд напоследок. Промолвил мягко, но при этом крепко держал Наришму за рукав. – Не подведи меня.

– Не подведу, – заверил Наришма, глядя на него немигающими глазами и, отдав быстрый салют, вышел вслед за другими.

Опасно, послышался шепот в голове Ранда. О да, очень опасно, может быть, слишком опасно. Но это может сработать, может. В любом случае ты должен сейчас же убить Торвала. Должен.

Вейрамон втиснулся в шатер, оттерев в сторону Грегорина и Толмерана, проталкиваясь между Росаной и Семарадридом. Все они спешили доложить Ранду, что люди на холмах пришли в конце концов к мудрому решению. Ранд смеялся, хотя по щекам его текли слезы. Льюс Тэрин вернулся. Или же он на самом деле сошел с ума. В любом случае, было от чего рассмеяться.

В холодном сумраке глубокой ночи Эгвейн пробудилась от беспокойного сна и сновидений, тем более тревожных, что она не могла их вспомнить. Обычно сны отпечатывались в памяти четко, словно буквы на странице открытой книги, но эти были смутными и устрашающими. И таких в последнее время снилось ей слишком много. Она просыпалась растерянной, с ощущением тошноты и желанием убежать, скрыться, хотя никогда не могла припомнить, от кого или от чего. Хорошо еще, что не болела голова. Хорошо, что удавалось припомнить сны, которые могли оказаться важными, пусть даже она не знала, как их истолковать. Ранд представал перед ней в разных обличьях, неожиданно одна из личин преображалась в его истинное лицо. Перрин с Лудильщиком яростно прорубали себе путь сквозь кустарник топором и мечом, не видя лежащего впереди крутого обрыва и не слыша, что кусты истошно вопят человеческими голосами. Мэт взвешивал на чашах весов двух Айз Седай и от его решения зависело... Эгвейн не могла сказать, что именно: быть может, судьба всего мира. Случались и другие видения. С недавних пор все, касавшееся Мэта, виделось болезненно неясным, словно тень. Как будто и сам Мэт был не вполне реален. Это заставляло Эгвейн бояться за него, горько жалеть о том, что она послала его в Эбу Дар. Не говоря уж о бедном старом Томе Меррилине. Однако – в этом она не сомневалась – незапомнившиеся сны были и того хуже.

Ее разбудили приглушенные голоса. Висевшая над лагерем полная луна давала достаточно света, и она различила двух женщин, споривших у входа в палатку.

– У бедняжки весь день болела голова, и она почти не отдыхала, – яростно шептала Халима. – Дела могут подождать до утра.

– Я не собираюсь с тобой спорить. – Голос Суан был холоднее самой зимы, но она отбросила за спину плащ с таким видом, будто намеревалась вломиться в палатку силой. – Прочь с дороги, да поживее, иначе будет худо. И оденься прилично!

Халима хмыкнула и выпрямилась, словно услышанное укрепило ее в намерении не пускать Суан внутрь. На Халиме была лишь белая ночная сорочка – облегающая, но для такой одежды вполне приличная. То, что она не замерзала, могло показаться чудом. Уголья в установленной на треноге жаровне давно прогорели, и ни латаный покров палатки, ни устилавшие пол ковры уже не сохраняли тепла. От дыхания обеих женщин клубился бледный туман.