Обратим внимание, что данные цифры взяты по максимуму, вдобавок они включают также жертв русско-польской войны 1918–1920 гг., которая была всё-таки частью Второй Отечественной, а не Гражданской войны. Что касается белых армий, то их численность (если брать только русскую Белую армию за вычетом армий интервентов и сепаратистов) всегда заметно уступала численности Красной Армии. Соответственно, были ниже и её потери. Приняв во внимание всевозможные погрешности при вычислениях, мы вряд ли ошибёмся, если определим наивысшее вероятное количество погибших военнослужащих Красной Армии и армий российской контрреволюции во время Гражданской войны в полмиллиона человек.

Для сравнения возьмём число потерь во время Гражданской войны в США 1861–1865 гг. В ней не было такого массового социального террора, как в большинстве известных нам гражданских войн, поэтому общее число её жертв несущественно больше количества чисто военных потерь в ней. Американские историки традиционно определяют число погибших в ходе войны между Севером и Югом США в 600 тысяч человек. Население США в 1860 году составляло 31 млн. человек. Следовательно, в ходе Гражданской войны в США было убито порядка 2% всего населения.

Примерно такой же процент даёт подсчёт числа жертв других знаменитых гражданских войн. В ходе Гражданской войны в Англии в 40-е гг. XVII в. погибло, как обычно считают исследователи, порядка 100 тыс. человек из тогдашнего 5-миллионного населения Англии. Испанцы скорбят о гибели 0,5–1 млн. своих соотечественников в Гражданской войне 1936–1939 гг. Население Испании в тот период насчитывало 26 млн. человек. Можно предположить, что 2% убитых от общей численности населения — «стандартный» итог гражданских войн в цивилизованных странах.

В Российской империи без Финляндии и Польши в 1914 г. проживало 155,4 млн. человек[272]. Это означает, что жертвы Гражданской войны в армиях противоборствовавших сторон России составляли около 0,3% населения страны — в относительных цифрах вшестеро меньше, чем в США. Конечно, это ещё не даёт оснований делать категорический вывод об относительной «гуманности» Гражданской войны в России по сравнению с гражданскими войнами в США и других западных странах. Здесь нужны более детальные подсчёты по категориям погибших и умерших. Но очевидно, что общераспространённое представление о большей жестокости и кровавости российской Гражданской войны по сравнению с Первой мировой войной, а также с аналогичными событиями в других странах, не может быть принято на веру и нуждается в строгой критической проверке цифрами и фактами.

Неблагодарное это дело — подсчитывать потери в Гражданской войне… Во избежание недоразумений сразу оговоримся, что мы ведём речь лишь о потерях армий воевавших сторон, а не об общем числе жертв Гражданской войны. Демографические методики могут дать примерную цифру общих потерь населения России за этот период. Однако, поскольку приводимые в разных изданиях подсчёты нередко исходят из априорных исходных данных, приведём более точные цифровые показатели этого рода.

Первая перепись населения СССР 1926 г. насчитала 147 млн. человек. На той территории, которая вошла в состав СССР, в 1914 г. проживало примерно 142–143 млн. человек (то есть спустя шесть лет после окончания Гражданской войны демографическая яма была уже с лихвой перекрыта). Обычный показатель демографического роста в мирное время можно рассчитать исхода из того, что в 1897 г. в России проживало 116,2 млн. а в 1914 г., как уже сказано, 155,4 млн.

Как распределяются потери по категориям жертв — нельзя сказать точно. Ясно, что потери армий Гражданской войны составляют здесь незначительную долю. Как мы уже видели, она в четыре с половиной раза меньше, чем число погибших русских в Первой мировой войне. Какое-то количество приходится на долю эмигрантов. Эмигрировали не только представители элитных классов, но и целые этносы. Причём эмиграция была не всегда напрямую связана с революцией. Так, перепись 1897 г. насчитала 4,1 млн. казахов (их тогда называли киргиз-кайсаками). По данным переписи 1926 г. казахи оказались единственным большим народом бывшей Российской империи, чья численность не возросла по сравнению с 1897 г. Массовый исход казахов в Китай начался во время национального восстания 1916 г., подавлявшегося всеми властями России, не исключая советской.

Общеизвестно, что значительный вклад в повышение смертности в годы революции и Гражданской войны внесло распространение эпидемических заболеваний. Как ни странно, именно этот вклад мы можем оценить достаточно точно, хотя и по косвенным показателям. В 1918–1920 гг. в Красной Армии от инфекций умерло 283 тыс. человек[273], что составило 4,2% общего числа служивших в ней за этот период. Экстраполировав эту пропорцию на всё население России, получим, что только от заразных болезней в стране за три года умерло около 6 млн. человек! Вряд ли смертность от эпидемий на «гражданке» была ниже, чем в армии — всё-таки служат взрослые мужчины, а в тылу есть и старики, и дети…

Определение точного числа потерь России в 1914–1920 гг. — дело специалистов-демографов, не входящее в задачи данной книги. Ясно, однако, что эти подсчёты должны исходить из реальных показателей, а не из фантастических цифр 170–180 млн. человек, якобы проживавших в России перед Первой мировой войной!

Заканчивая этот раздел, нельзя не упомянуть о трагическом венце жизни одного из главных героев нашей книги — последнего российскою императора Николая II, убитого вместе с женой и всеми пятерыми детьми, а также несколькими слугами, в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. Это злодеяние многие считают не только главным преступлением большевиков, но и ключевым актом в процессе разрушения старой России, отношение к которому выявило истинное лицо многих политических деятелей и групп России и мира того времени.

Цареубийство не было новостью в России, но уже в XIX столетии происходило всего два раза. А насилие над малолетними особами царских кровей, как убийство царевича Димитрия в 1591 г. или заключение в тюрьму младенца Иоанна VI в 1741 г. (с последующим убийством уже взрослого в 1764 г.), и вовсе успело стать достоянием седой старины. Поэтому екатеринбургское злодеяние шокировало многих, кто о нём узнавал.

Что касается большевиков, то с ними-то как раз всё совершенно ясно. В данном случае они всего лишь исполнили завещанное им столетней русской революционной традицией, начиная с декабристов Пестеля и Рылеева, считавших физическое истребление царствующей династии непременной гарантией упрочения республики в России. Но какова была позиция российских либералов, ратовавших за законность и правовое государство, а также монарших дворов Европы?

Ни один династический дом — ни союзный, ни даже просто родственный — палец о палец не ударил, чтобы спасти Романовых от готовящейся участи, которая стала очевидной уже в 1917 г. Больше всего возможностей для этого имела английская королевская семья. В литературе давно утвердилось мнение, что британский король Георг V «не сделал ровно ничего, что могло бы облегчить участь поверженных венценосцев. У него не было ни малейшего желания бросать вызов публике, демонстрируя свои человеческие симпатии (если они у него и существовали)»[274].