Юити отпустил руку жены. Он поднес обе вспотевших руки ко лбу, чтобы прикоснуться к своему новому «я». Он вынул носовой платок и вытер пот. После этого опять взял жену за руку.

Отошли околоплодные воды. Уже показалась головка младенца с закрытыми глазами. Вокруг нижней половины тела Ясуко кипела работа, сравнимая с изнурительными усилиями команды корабля, сопротивляющегося буре. Это была довольно обыкновенная работа, способствующая появлению новой человеческой жизни. Юити мог видеть, как напрягались мышцы даже через складки белого халата заведующего отделением гинекологии.

Освобожденный от пут, ребенок выскользнул наружу. Это был бледно-алый полумертвый кусок плоти. Послышалось хлюпающее хныканье. Затем плач. С каждым вскриком младенец становился чуть краснее.

Перерезали пуповину. Медсестра взяла ребенка на руки и показала Ясуко:

– Это девочка!

Ясуко, казалось, не поняла.

«Это девочка», – услышала она и слабо кивнула.

Молодая мама молча лежала с открытыми глазами. Казалось, эти глаза не видят ни мужа, ни ребенка, которого ей поднесли. Если она и видела их, она не улыбнулась. Такого бесстрастного выражения, точнее говоря, животного выражения человеческие существа не часто способны достичь. «По сравнению с этим выражением, – думал мужчина в Юити, – все другие выражения человека трагикомического пафоса не больше, чем просто маски».

Ребенка назвали Кэйко, радость семейства была безграничной. Это было правдой, несмотря на то, что в душе Ясуко хотела вовсе не девочку. Через неделю после родов здесь, в больнице, душа Ясуко была вполне довольна, но время от времени она погружалась в бесполезные размышления, почему родилась девочка, а не мальчик. Она думала: неужели она ошибалась, молясь о мальчике? Неужели с самого начала её радость оттого, что она носит в себе красивого ребенка, точную копию своего мужа, была лишь пустой иллюзией? Еще было трудно сказать, в кого пошел младенец, но сейчас казалось, что она больше похожа на отца.

Каждый день Кэйко набирала вес. Весы поставили рядом с кроватью матери, и каждый день быстро поправляющаяся Ясуко записывала прибавку в весе в таблицу. Сначала Ясуко думала, что ребенок, которому она дала жизнь, какой-то уродец, который еще не обрел человеческого облика. Но после первых, похожих на удары кинжалом болей при кормлении и почти распутного удовольствия, которое за этим последовало, она обнаружила, что не может прогнать из своего сердца любовь к этому комочку с таким странным, обиженным выражением личика. Кроме того, навещающие и близкие люди вокруг обращались с этим конвертом, который еще при всем желании нельзя было считать за полноценного человека, так, будто это было человеческое существо, и осыпали его словами, ожидать понимания которых от него вряд ли было разумно.

Ясуко попыталась сравнить ужасную физическую боль, через которую она прошла за несколько дней до этого, с долгим периодом моральной пытки, которой Юити подвергал её. Теперь, когда первая закончилось, как ни странно, она со спокойным сердцем приняла мысль, что острые приступы второй будут длиться гораздо дольше и потребуют гораздо больше времени на восстановление.

Первой, кто заметил перемену в Юити, была не Ясуко, а его мать. Эта кроткая, простая душа во всей незатейливости своего характера тотчас же почувствовала перемену в своем сыне. Как только она услышала о благополучном разрешении роженицы, она оставила Киё присматривать за домом и отправилась в больницу на такси. Она открыла дверь больничной палаты. Юити стоял у подушки Ясуко, он подбежал и обнял мать.

– Осторожнее, ты собьешь меня с ног, – сопротивлялась она и ударила маленьким кулачком в грудь Юити. – Не забывай, что я больна. О, да у тебя глаза покраснели! Ты плакал?

– Я сильно устал. Все время был в напряжении. Кроме того, я присутствовал при родах.

– Ты присутствовал при родах?

– Точно, – подтвердила мать Ясуко. – Я пыталась остановить его, но он не послушал. Ясуко не отпускала его руку.

Мать Юити посмотрела на Ясуко, воплощенное материнство. Ясуко слабо улыбалась, но на её лице не было и тени смущения. Мать снова посмотрела на сына. Её взгляд говорил: «Что за странный ребенок! Теперь, когда ты собственными глазами видел этот ужас, в первый раз вы с Ясуко похожи на настоящую женатую пару. У вас обоих такое выражение лица, будто только вам двоим известен некий секрет».

Юити больше всего опасался материнской интуиции. Ясуко же вовсе не боялась этого. Теперь, когда боль миновала, она удивлялась, что не чувствует никакого смущения от того, что попросила Юити остаться во время родов. По-видимому, Ясуко смутно верила, что только чем-то подобным она сможет заставить Юити поверить в ту боль, через которую ей пришлось пройти.

Если не считать немногочисленных дополнительных лекций по некоторым предметам, летние каникулы Юити начались в начале июля. Однако его обычный распорядок дня сводился к пребыванию в дневное время в больнице и к прогулкам по городу вечерами. В те вечера, когда он не виделся с Кавадой, он охотно возвращался к своим старым привычкам в компании тех, кого Сунсукэ назвал «опасными связями».

В ряде баров для посвященных Юити стал привычной фигурой. Один из них на девяносто процентов был под покровительством иностранцев. Среди гостей был служащий контрразведки, который любил переодеваться в женскую одежду. На плечах у него был меховой палантин, и он ходил бочком, флиртуя с посетителями, со всеми без разбора.

В баре «Elysee»[122]с Юити поздоровались несколько мужчин-проституток. Он ответил на их приветствия и рассмеялся про себя: «Разве это опасные связи? Связи с такими слабыми женоподобными париями, как эти?»

Со следующего же дня после рождения Кэйко опять зачастили дожди. В один из вечеров Юити забрел в бар в конце грязной аллеи. Большинство посетителей уже были довольно пьяны, они приходили в забрызганных брюках, стряхнуть которые не дали себе труда. Временами вода скапливалась в углу на грязном полу. У грубо оштукатуренной стены стояло множество зонтов, с которых стекала вода.

Юити молча сидел перед кувшином, наполненным сакэ не из лучших сортов, и чашкой для сакэ. Сакэ едва доходило до краев чашки. Сакэ, прозрачное, бледно-желтое, дрожало по краям. Юити смотрел в чашку.

Присутствовало пять человек. Даже сейчас Юити не мог появиться ни в одном из баров братства, не избежав участия в каком-нибудь приключении. Мужчины постарше делали ему предложения, рассыпая льстивые комплименты. Мальчики помоложе открыто флиртовали с ним. В этот вечер рядом с Юити находился приятный юноша приблизительно его возраста, постоянно подливающий ему сакэ. По его глазам, по взгляду можно было сказать, что он влюблен в него.

На юношу было приятно посмотреть. Его улыбка была чистой. Что это означало? Это означало, что он хотел быть любимым. Это не было каким-то безотчетным желанием. Для того чтобы дать это понять, он одну за другой рассказывал истории о том, как мужчины не давали ему прохода. До определенной степени это казалось скучным, но подобные самовосхваления типичны для геев. В нём не было ничего, что могло бы вызвать малейшее неудовольствие – хорошо одет, неплохо сложен, его ногти украшал красивый маникюр. Краешек белой майки, которая виднелась у его ремня, был опрятным. Но какое это имеет значение?