И он знает, что происходит сейчас в задней комнате: там высокий синклит писает кипятком, чтоб поскорее замять, положить под сукно это дело и выдать этому Ники Вэйлу пятьдесят миллионов.

И он говорит:

— Да, я поступил бы иначе.

— И как именно — иначе? Что бы вы сделали?

— Я бы пришил этого сукина сына.

Он встает и уходит.

Кейси входит в комнату наблюдения и хватает себе тарелку лазаньи со словами:

— Ну а теперь за следующий мой фокус-покус!

Так, словно он заставил раствориться в воздухе и Джека Уэйда, и все это дело, и в следующую секунду растворятся в воздухе пятьдесят миллионов денег компании, а собравшиеся здесь, конечно, без тени сомнения расстреляли бы хитрожопого юриста прямо сейчас, не сходя с места, только вот беда, он ведь самый умный юрист здесь, в Южной Калифорнии, и он нужен им позарез, чтобы их самих попечители не заставили раствориться в воздухе.

Эти шишки глядят на него так, словно хотят послать его куда подальше, но Кейси на это наплевать. Пусть злятся. Что они ему сделают? Уволят? Будто они хором говорят ему: «Мы важные шишки местного значения, так что гляди в оба, ковбой, — хочешь остаться на ранчо, думай, что делаешь», а Кейси отвечает им словами своего любимого Джона Уэйна из старого фильма «Дилижанс».

— Сдается мне, я вам пригожусь, как и этот винчестер, — лениво бросает он. — Потому что ночью уже горело несколько ранчо.

Фил Херлихи срывает зло на Мать-Твою Билли, который сидит и как ни в чем не бывало покуривает, словно не видит десятка табличек с надписью «Спасибо, что не курите», развешанных в комнате. В таких случаях Билли обычно отделывается фразой: «Ну так, значит, и не за что меня благодарить». Так или иначе, Херлихи поворачивается к Билли и чуть ли не визжит ему в лицо:

— Как тебя угораздило принять на работу этого парня?! О чем ты только думал, черт возьми?!

— Я думал о том, — говорит Билли, — что из него, мать твою, выйдет отличный работник Отдела претензий. Таким он и стал.

— Одним из лучших, — говорит Кейси. — Да и просто лучшим.

Херлихи делает вид, что не слышит слов Кейси. Любой человек в здравом уме, ставший свидетелем только что закончившегося перекрестного допроса, не решился бы вступить в спор с Кейси.

— Уволь его, — говорит Херлихи, обращаясь к Билли. — Завтра же! Или сегодня, если отыщешь.

— Я не стану его увольнять, — говорит Билли.

— Но я только что приказал тебе это сделать!

— Я слышал.

Входит парень из Юридической корпорации. Он бледен, и руки у него дрожат. Листки решения трепещут в воздухе, как призраки в полумраке чердака.

— Ну что? — спрашивает Кейси. Он все еще улыбается, а томатный соус на его губах кажется кроваво-красным.

— Двести миллионов, — говорит парень.

— Что?! — ревет Херлихи.

— Назначили двести миллионов компенсации и штрафов, — говорит парень. — Нам еще стоило труда заставить их удовольствоваться деньгами. Они вообще хотели засадить за решетку руководство компании. А один из них требовал вас повесить.

— Прийти к соглашению, — говорит Херлихи.

— Я того же мнения, — говорит Райнхардт.

— Полностью поддерживаю, — говорит Берн.

— Закроем это дело прямо сейчас, — говорит Херлихи. — Сколько они просят?

— Пятьдесят миллионов, — говорит Кейси. — Если настоящий процесс повторил бы сегодняшний, то соглашением мы экономим сто пятьдесят миллионов. Не считая судебных издержек и, разумеется, моего непомерного гонорара. А в наши дни к тому же присяжные поумнели и научились больше прислушиваться к мнению адвоката истца, так что…

— Проиграем, так подадим на апелляцию, — говорит Мать-Твою Билли.

— А основание? — рявкает Райнхардт.

— Отклонение доказательств, — говорит Кейси. — Утверждать, что прошлое Уэйда к делу не относится и обращаться к этому прошлому — предвзятость и заведомая необъективность.

— Ходатайствовать in limine?

— Вот именно, — говорит Кейси. — Стоило бы попытаться снять прошлое Джека с обсуждения еще до начала процесса, но сомневаюсь, что это удалось бы. Мы могли бы также посоветовать ему в ходе предварительного слушания не отвечать на вопросы, касающиеся его прошлого, но тогда расследование не имело бы конца…

— Не дай бог, — говорит Райнхардт. — Такие расследования обычно выходят из-под контроля. Поиски документов все ширятся и ширятся, и если судье это надоест и захочется отправить Гордона на рыбалку… Нет, такого допустить нельзя.

— Это дело решенное, — говорит Херлихи и, обращаясь к Кейси: — Завтра же начинайте переговоры насчет соглашения. Постарайтесь снизить цену. Но разрешение на выплату пятидесяти миллионов санкционировано.

— Постойте-ка, — говорит Билли. — Это не ваша функция — давать такие распоряжения.

— На каждую выплату свыше миллиона тебе требуется санкция руководства, — возражает куратор Отдела претензий.

— Это если мне нужна эта санкция, — говорит Билли. — Пока что я даже на десятицентовик у вас санкции не просил!

— Мы намерены решить это мирным путем.

— Делом этим занимаюсь я, — говорит Билли.

— Ну так вот и приступайте к согласительным действиям, — говорит Райнхардт.

— Я не готов к ним приступать, — говорит Билли.

— Это сделаю я, — говорит Райнхардт. — Я вправе заключать соглашения по поводу предъявленных компании судебных претензий.

— Да, вы вправе, — говорит Билли. — Но до суда еще дело не дошло. Пока нам еще только грозят передать дело в суд. Значит, пока это еще только претензия, а заведую Отделом претензий я.

— Я могу сделать так, что ты перестанешь им заведовать, — говорит Херлихи.

— Ну так почему, мать твою, тебе этого не сделать прямо сейчас?

— Сделаю, не беспокойся!

— Давайте, давайте! Мне плевать!

— Ребята, вы что, и вправду отношения выяснять задумали? — спрашивает Кейси. — Мы тут для того, чтобы решать серьезные вопросы. Предлагаю компромисс. Мы заключаем соглашение, а Джек Уэйд сохраняет свое место.

— Джек Уэйд — это уже история, — говорит Херлихи.

— Погодите, — говорит Кейси. — Если дело в суд не идет, зачем увольнять Джека?

— Подождем следующего раза, — говорит Райнхардт.

— Ну, снимите его с пожаров, — говорит Кейси. — Поручите ему падения и травмы на улицах, собачьи укусы и протечки водопроводных труб.

— Не проще ли приговорить его к расстрелу? — говорит Билли.

— Ты ставишь мне палки в колеса, Билли!