Из юридического департамента Судана прибыл Эдгар Бонэм-Картер, впоследствии сэр Эдгар, и был назначен на должность старшего судебного офицера и затем судебного секретаря в Багдаде. Гертруда считала его человеком вежливым и официальным, «слегка суховатым», но искренне его приветствовала. Когда британцы пришли в Багдад, суды не функционировали, помещения их были ограблены, турецкие судьи и служащие судов сбежали, записей не осталось. Обычно оккупационная администрация старается сохранять, насколько возможно, системы, с которыми население привыкло иметь дело. Скрывшись в своем кабинете на восемь недель ради тщательного изучения головоломно сложной системы османского правосудия с целью сохранить от нее все, что возможно, консультируясь с Гертрудой по поводу племенного и религиозного права, Бонэм-Картер пришел к выводу: система ни на одном уровне работать не может.

Первым шагом стало объявление арабского языком всех юридических процессов: гражданских споров, уголовных дел и семейного права со всеми его религиозными последствиями. Суд малых дел и суд магометанского права были открыты сразу же в качестве гражданских судов параллельно традиционной системе, основанной на Коране и следующем из него шариатском законе. Позже были открыты, работали и использовались суннитами еще тридцать судов магометанского права, но проблему представляли шииты, которые предпочитали со спорами обращаться к собственным религиозным лидерам – муджтахидам. С этого момента дела шиитов передавались в новые суды в качестве первой инстанции, как дела иудеев и христиан, и там решались судьями, выбранными соответствующими общинами.

Цель заключалась в том, чтобы создать сессионные суды, состоящие из британских и арабских судей, совместно работающих в отправлении правосудия. Трудность была в том, чтобы найти британских судей, говорящих по-арабски, или арабов с юридическим образованием. Почти никто из турецких судей не знал закона лучше, чем средний клерк, а поскольку и жалованье их было примерно как у клерков, они проявляли большую склонность к взяткам. Говорилось, что в Месопотамии есть только два честных судьи, и взятка оставалась единственным способом для гражданина добиться судебного решения. До войны была одна приличная школа права в Багдаде, и сейчас она снова открылась с оговоркой, что все преподавание должно вестись исключительно на арабском. Студенты, которым не удалось закончить четырехлетний курс, были приглашены обратно, и человек пятьдесят вернулись завершить свое образование.

Многочисленные недостатки турецкого права являли собой справочник, чего не надо делать. Теперь же число судей было по необходимости ограничено количеством специалистов достаточной квалификации, а их жалованье подняли до респектабельного уровня. Новый уголовно-процессуальный кодекс построили по суданской модели, которая проявила себя ясной и работоспособной. Организованы были уголовные суды четырех классов с апелляционным судом, приговор которого являлся окончательным. Красота новой юридической системы заключалась в деталях и в учете местных условий. Уголовные дела должны были рассматриваться на месте – и не Гертруда ли настояла, чтобы процесс происходил в пределах поездки на верблюде или осле от обвиняемого и свидетелей? Дела требовалось решать быстро: при турках закон был так сложен, что дело о каких-нибудь червивых финиках могло тянуться годами. Наказания смягчили, а в отдаленных районах, где позволялось сохранять законы деревни или племени, главам общин запретили выносить смертный приговор.

Удивительно, что «сухой» администратор из Судана Бонэм-Картер в своих писаниях демонстрирует необычайное понимание средневековых норм иракского племенного права – снова Гертруда? Например, он объясняет тонкости семейного обычая убивать дочь за добрачную связь или жену за измену, притом что любовник остается безнаказанным, или традиционную компенсацию за межплеменное убийство, когда в дополнение к выкупу за кровь платится одна девственница. Мало кто из британских юридических экспертов того времени мог понять, насколько искренне свидетели из кочевых племен не различают, что они видели своими глазами, что слышали от других, а что домыслили. В случае убийств, где мотивом была месть или кровная вражда, считалось, что цель оправдывает средства. Родственники и друзья жертвы собирались вместе и определяли убийцу. «Для людей, воспитанных на обычае, что за убийство, совершенное одним человеком, отвечает все его племя, – пишет Бонэм-Картер, – вряд ли казалось важным, кто именно из племени совершил его: долг племени – отомстить, жизнь за жизнь». Закон племен, замечает Гертруда, для преступления не ограничитель.

Новые администраторы такой территории не могли не сталкиваться с аномалиями, иногда почти комическими, как указывает Гертруда в «Обзоре гражданской администрации Месопотамии»:

«Турецкая образовательная программа в том виде, в котором она указана в официальном турецком образовательном ежегоднике, полная карт и статистики, могла бы вызвать зависть у британцев… если бы не то, что, если школа указана точкой на карте, всем уже не важно, какая в ней система образования – Арнольда из Регби или двоюродной бабушки мистера Уопсла».

В вопросе женского образования учителя-мужчины (а других быть не могло) в школах для девочек казались подозрительными общественности. Первоначальное сочувствие британцев к этим учителям испарилось, когда выяснилось, что они именно настолько похотливы, насколько это подозревалось. Их быстро заменили женщинами и открыли пять женских школ. В далеких провинциях работники часто сталкивались с необычными проблемами. Единственный учитель, найденный в Дивании, не умел ни читать, ни писать, а осуществление курдского образовательного проекта было приостановлено в связи с отсутствием четко сформулированных правил грамматики и орфографии. Пришлось политическому агенту и куратору образования в Сулеймании, майору Соану и капитану Фаррелу сесть и составить элементарный букварь. В противовес турецкому обычаю, по которому в учебные заведения старались брать только суннитов, департамент образования приглашал в правительственные школы, где преподавали на арабском языке, мальчиков всех религий. Общины суннитов, шиитов, иудеев и христиан просили присылать в школы собственных религиозных учителей, чтобы включить в программу религиозное образование.

Оказалось, что крупнейшим в Месопотамии землевладельцем является Вакуф, или департамент благочестивых наследств, хотя турки оставили его казну пустой. Теперь под эгидой судебного департамента его заброшенные имения и мечети проинспектировали, зарегистрировали и отремонтировали, а затем – к изумлению жителей – исполнили его обязательства перед бедняками – то, для чего он и создавался. Оставленные наследства начали использоваться ради заявленных целей, финансовые нарушения пресекались, а всеми религиозными и академическими вопросами стал распоряжаться суннитский комитет. Приличная часть наследства Оуза – большой суммы денег, подаренных «заслуживающим лицам» в Кербеле и Неджефе королем Оузом в середине XIX века, – тоже находила дорогу в Константинополь, а сейчас перенаправлялась администрацией тем, кому была предназначена.

Директор департамента образования Хэмфри Боумен набросал в это время портрет Гертруды в Багдаде, оставляющий неизгладимое впечатление о ее социальном положении в арабском обществе. Это был «домашний прием» для примерно пятидесяти знатных арабов в доме сэра Эдгара Бонэм-Картера. Британских гостей было один-два человека. Боумен пишет: