— «Пред тем как через Кенсал-Грин пойдем тихонько в рай»[54], — процитировал Мэтью.

Полицейские натянуто улыбнулись, но Мишель подумала, что они ей не поверили. Алиби? Не более убедительное, чем для убийства в кинотеатре. Естественно, они могут предоставить алиби друг для друга, но какой от этого прок? Они спали в своей постели.

В этот раз полицейские явились сразу после возвращения Мэтью с киностудии, где он снимал первую из следующих серий своих программ. Мишель на кухне крошила мяту для соуса. Состояние Мэтью улучшалось так стремительно, что он пристрастился поливать картофель мятным соусом — хотя, конечно, откажется от ягненка, к которому его обычно подают, — а на прошлой неделе даже съел миниатюрный йоркширский пудинг. Мистер Уголовный Розыск пристально посмотрел на нож в ее руках, массивный, похожий на нож мясника — убить им можно, только отрубив человеку голову. Однако Мишель положила нож на стол и прикрыла его вместе с листиками мяты бумажным полотенцем, как будто была виновна в преступлении, в совершении которого ее, по всей видимости, подозревала полиция.

Как обычно в последние дни, она едва притронулась к еде, которую приготовила. Но Мэтью съел — по его меркам — довольно много: картошку с мятным соусом, несколько кусочков курицы и заварной крем с карамельной глазурью. Несколько месяцев назад его стошнило бы от одного вида заварного крема. Он рассказывал о своей программе на телевидении. Первая передача была посвящена тому, как интерес к жизни, работа и встречи с новыми людьми могут оказать благоприятный эффект на страдающего анорексией, и в качестве примера Мэтью приводил самого себя. В глазах Мишель он всегда оставался тем же стройным молодым человеком, в которого она влюбилась; но даже Мишель, когда ей удавалось взглянуть на него со стороны, могла заметить, как изменилась его внешность за последний год. В последнее время она часто задавалась вопросом, какими мы видим других и самих себя. Мишель поняла, что всегда считала себя толстой — в детстве, в подростковом возрасте, все те годы, когда была нормального размера, а также теперь, когда так сильно похудела. Интересно, а Мэтью всегда видел себя истощенным?

Мишель поднялась на второй этаж и встала на весы. Потеря веса была такой стремительной, что испугала бы любого, кто не знал причины. Сойдя на пол, она повернулась к зеркалу и попыталась взглянуть на себя со стороны. На несколько секунд ей это удалось — на нее смотрела женщина лет на двадцать моложе, всего с одним подбородком и животом, который нельзя было назвать плоским, но который уже не выглядел как на седьмом месяце беременности. Но лишь только Мишель отвернулась, толстая дама вновь заняла свое место. Какая разница? Все это пустяки по сравнению с тем, что их с мужем подозревают в двух убийствах.

Мэтью мыл посуду — вернее, уже вытирал. Женщина в зеркале, в которую после ее исчезновения не очень-то верилось, все же оставила у Мишель чувство самоуважения, какого она давно не испытывала. Осознав, что это такое, она вздрогнула: уверенность в своей сексуальности. Мишель подошла к Мэтью сзади, обняла и прижалась щекой к его спине. Он с улыбкой повернулся к ней. Такого лица она не видела у него уже много лет. Муж обнял ее и поцеловал, как целовал во время второго свидания, и Мишель, затрепетав от счастья и боли, поняла, что после стольких лет ужаса Мэтью снова завладевает ее сердцем.

Джимс все организовал — от письма адвоката с требованием покинуть квартиру до конца недели и до грузовика, прибывшего в пятницу ровно в восемь утра. Другое письмо, на этот раз от самого Джимса, написанное в ледяном тоне, информировало Зиллу, что она может оставить себе машину. Джимс оплатит операцию Джордана в частной лечебнице Шестона. Сэр Рональд Грасмер по старой дружбе разрешит ей переехать в Уиллоу Коттедж до завершения сделки. Контракт он уже подписал.

Мужчина, назвавшийся агентом Джимса (похоже, их у него много), пришел в квартиру и пометил каждый предмет мебели: «на продажу» или «для Лонг-Фредингтона». Даже Зилла была вынуждена признать, что Джимс оказался довольно щедрым. Теперь ей пришлось распрощаться с мечтами о звездной карьере на телевидении, о роскошной жизни, о пикниках в саду Букингемского дворца, о королевской трибуне в Аскоте и круизах на яхте. Все кончилось, и наступил решающий момент. Но на этот раз все будет по-другому. Природный оптимизм не давал ей унывать. У нее есть машина. Обширный гардероб из новых вещей. Уиллоу Коттедж уже не арендуется у зловредного землевладельца, а принадлежит ей.

Войдя в дом вместе с детьми, Зилла обнаружила, что он даже лучше, чем рисовало ее воображение. Везде ковры и занавески, на кухне и в ванной сверкают новые золоченые краны и мраморные столешницы, во всех комнатах встроенные шкафы, а в гостиной огромный телевизор и видео. Испытывая нечто похожее на вдохновение, она расставила мебель и постелила постели. Потом взяла трубку новенького телефонного аппарата и позвонила матери.

Евгения тщательно осмотрела дом.

— Старый мне нравился больше.

— А мне — нет, — ответила Зилла.

— Хочу к Титу. — Болеутоляющие вызывали у Джордана сонливость, но плакать он перестал. — Хочу к Титу, Розальбе и папе.

Зилла переглянулась с Евгенией, словно они были ровесницами.

— Может, попозже Энни привезет Тита и Розальбу.

Энни не пришла, зато пришел кое-кто другой. Он постучал в заднюю дверь ровно в восемь, едва Зилла уложила Джордана спать. Она понятия не имела, кто такой этот очень высокий, довольно красивый мужчина лет пятидесяти, и смотрела на него, растерянно улыбаясь.

— Рональд Грасмер. Живу в большом доме, приятель Джимса.

Зилла представилась только по имени. Она сама не знала, какая у нее теперь фамилия.

— Проходите, пожалуйста, сэр Рональд.

— Просто Ронни. Так все меня называют. Я принес вам немного клубники из сада и последнюю спаржу. Уже не такая, как месяц назад, но есть, думаю, можно.

Значит, вот он какой, ее злой дух, хозяин трущоб, сосущий кровь бедняков, фашистский ублюдок, как называл таких людей Джерри, когда они были студентами. Клубника, которую принес сэр Рональд, оказалась ярко-красной, блестящей, сочной и упругой, совсем не похожей на ту, что продают в магазинах Вестминстера. Появилась Евгения в халате.

— У меня нечего выпить, — сказала Зилла. — Могу предложить чай.

Сэр Рональд рассмеялся.

— Думаю, тут вы ошибаетесь, моя дорогая. Просто загляните в буфет.

Джин, виски, водка, херес, несколько бутылок вина. Зилла удивленно охнула.

— Не смотрите на меня так. Я тут ни при чем. Старина Джимс обо всем позаботился, когда мы приезжали сюда пару дней назад. Как вам нравится это гнездышко? На мой взгляд, очень даже неплохо.

Письмо с просьбой о вспомоществовании, которое лежало в почтовом ящике вместе с рекламой ресторана на Вест-Энд-лейн и ежемесячной распечаткой счета карты «Американ экспресс», было от женщины по имени Линда Дэвис, о которой Фиона никогда не слышала. Прочтя письмо, она отшатнулась, смяла его и едва не выбросила. Потом вспомнила, какое обещание дала себе, когда впервые узнала из газет о прошлом Джеффа. Снова взяла письмо, медленно расправила и дочитала до конца.