– Вы уж нас простите, но нам тоже кое-что известно, – нарушил затянувшееся молчание Йорек. – Разумеется, Ориэва Бенезит – сестра канцлера и всякое такое, но ее судьба не отвечает интересам шотетов. Нам нужно свергнуть Ризека Ноавека.

– Мы хотим убить его, – добавила Тека. – Если кто-то еще не понял.

– И вы не хотите спасать сестру канцлера? – жестко спросила Исэй.

– Она – не наш канцлер, – огрызнулась Тека. – А мы – не команда благородных героев. И не собираемся рисковать жизнями ради тувенцев.

Губы Исэй сжались в нитку.

– А мне кажется, что вы должны попытаться ее спасти. Вам выпадает отличный шанс, – хрипло сказала Кайра, поднимая голову. – С каких пор Ризек Ноавек начал чествовать солдат, участвовавших в Побывке? Ему потребовался повод, чтобы прилюдно казнить Ориэву Бенезит, доказав, что он способен перехитрить свою судьбу. И он желает, чтобы его триумф увидел каждый шотет. Если вы хотите с ним сразиться, лучшего момента не придумаешь. Думаю, вы сможете его победить.

Акос оглядел сидящих рядом девушек. Исэй, вцепившаяся в кружку, выглядела пораженной и даже благодарной Кайре за поддержку. Сизи мечтательно накручивала прядь волос на палец, как будто ничего не слышала.

А Кайра с заплаткой дермоамальгамы, мерцающей в тусклом свете… в общем, она была прекрасной.

– Ризека будет окружать толпа, – возразила Тека, – Там соберется масса его горячих сторонников и солдат. И что мы сможем сделать?

– Ты сама ответила на этот вопрос. Убить его, – ответила Кайра.

– Разумеется! – Тека хлопнула себя по лбу. – И почему я до сих пор не сообразила?

Кайра устало вздохнула.

– На сей раз вам не придется пробираться в дом, пока Ризек спит. Я брошу ему вызов и сражусь с ним на арене.

Воцарилась тишина. Акос не отводил взгляда от Кайры.

Она была отличным воином, но вот бойцовские качества Ризека… никто ничего не мог толком о них сказать. Ризек никогда не сражался на публике. Имелась и другая проблема. Как проникнуть на арену и бросить ему вызов? Солдаты могут запросто поймать их, и тогда все будет кончено.

– Кайра… – начал Акос, но его перебила Тека:

– Ризек провозгласил немхальзак. Он лишил тебя высокого ранга и гражданства. Он не ответит на твой вызов.

– Еще как ответит, – нахмурилась Исэй. – Ризек решил избавиться от нее, узнав, что она связалась с заговорщиками, но ему рано праздновать победу. Он думал, что уничтожил Кайру на глазах у всех. Он хотел опозорить ее. Значит, он боялся, что у Кайры есть власть над шотетами. Если она объявится и открыто бросит ему вызов, он не сможет пойти на попятный. Иначе покажет себя трусом.

– Кайра… – прошептал Акос.

– Акос, – произнесла она с нежностью, которую он уже ощутил в ее голосе, когда они стояли на лестнице. – Он мне не противник.

Впервые Акос увидел, как она умеет сражаться, еще в спортзале особняка Ноавеков. Рассердившись на Акоса – а Кайру нельзя было считать терпеливой наставницей, – она рассвирепела и одним махом сбила его с ног. Ей было всего пятнадцать сезонов от роду, но она двигалась в бою, как взрослая. С тех пор ее мастерство возросло. За все то время, пока они тренировались вместе, ему никогда не удавалось одержать над ней верх.

– Не противник. Но, на всякий случай, давай его отвлечем, – сказал Акос.

– Интересно, как? – спросила Кайра.

– Ты выйдешь на арену и вызовешь его на поединок. Я отправлюсь в тюрьму. То есть мы с Бадхой отправимся. И вызволим Ориэву Бенезит. Тем самым лишим его триумфа целиком и полностью. А ты заберешь его жизнь.

Прозвучало это почти высокопарно, но Акос специально постарался выразиться именно так. Однако нелегко было отдаваться поэзии: Кайра поглаживала свою левую руку, прикрытую наручами, наверное, уже ощущала на коже новый знак.

Кайра, как никто другой, знала цену этим отметинам.

– Решено, – голос Исэй вспорол тишину. – Ризек умрет, Ориэва спасется. Справедливость восторжествует.

Справедливость, месть…

Уже невозможно было отличить одно от другого.

Едва я решила сразиться с братом на арене, как ощутила привкус пыли, клубящейся над ней. Я словно опять вдохнула вонь потных тел, почувствовала резкий запах дезинфектантов, пробивающийся из тюрьмы под трибунами. Вспомнила неприятную вибрацию силового поля, гудящего над головой. Беседуя с заговорщиками, я пыталась отвлечься от воспоминаний, изображая самоуверенность, но удавалось плохо.

Брызги крови. Крики.

Мать Акоса покосилась на мою левую руку, прикрытую пледом, который дал мне кто-то из заговорщиков. Гадала, наверное, сколько шрамов на коже. Странную пару мы составляли с ее сыном: Акос, скорбящий о каждой отнятой им жизни, и я, давно потерявшая им счет.

Когда горюч-камни в печи побелели, я выскользнула из-за стола, миновала тувенский поплавок и поднялась по лестнице в разгромленную квартиру, где перед тем принимала ванну. Снизу доносились голоса Йорека и Джайо, певших дуэтом – не всегда в унисон, – и взрывы смеха. Войдя в полутемную ванную, я подошла к зеркалу, увидела в стекле темный силуэт, а затем…

Не устраивай трагедий, приказала я себе. Главное, ты жива.

Провела пальцами по дермоамальгаме. Она покалывала в тех местах, где начали прорастать нервы. Волосы были собраны с одной стороны головы, тогда как другая оказалась гладкой. Кожа вокруг заплаток покраснела и опухла. Прямо получеловек-полумашина. Всхлипнула, склонившись над раковиной. Ребра саднили, слезы так и хлынули из глаз. Они лились, невзирая на боль, и я перестала им противиться.

Ризек изуродовал меня. Мой родной брат.

– Кайра…

Впервые я пожалела, что Акос находится рядом.

Он погладил мое плечо, прогоняя тени. Его прикосновение было едва ощутимо.

– Я в порядке, – сказала я, ощупывая посеребренное горло.

– Сейчас тебе не обязательно быть сильной.

Дермоамальгама маслянисто поблескивала в блеклом свете, проникающем в ванную.

– Я очень страшная? – почему-то пискнула я.

– А ты-то как считаешь?

Судя по тону, спрашивал он отнюдь не риторически. Похоже, сообразил, что мне не требуются его утешения, и предложил мне подумать самой.

Я вновь подняла взгляд на зеркального двойника.

Вообще-то полуобритая голова не выглядела странной, многие шотеты носили подобные прически: одну половину черепа выбривали, а на другой – отращивали волосы. Дермоамальгама казалась частью брони из коллекции матери, собранной во время Побывок. Заплатки смахивали на наручи, которые я никогда не снимала. Я чувствовала себя с ними непобедимой.

Я посмотрела себе в глаза.