Программист Олеен вдруг резко обернулся. Изображение на экране за его спиной уже стало мертвой статичной картинкой. Маленькая темноволосая женщина и худой белобрысый парнишка… Виртуальные жена и сын. Для компьютерщика, должно быть, — почти живые, почти настоящие.

— Слишком простая прога, — с горькой усмешкой проговорил Марк. — Минимальное дерево вариантов. Я пытаюсь поговорить с ними… пробую, пробую… и уже третий раз — одно и то же.

Брюни прикусил изнутри губу:

— Я уже ухожу.

Развернулся, шагнул к выходу; створки разъехались перед ним. Коротко бросил через плечо:

— Не стоит, программист Олсен.

Сразу за дверью он раскрыл блокнот и удалил фамилию Олсена из куцего столбика.

* * *

Может быть, напрасно. Возможно, все это — лишь изощренная игра, рассчитанная именно на такую реакцию с его стороны. Очевидно, что гораздо правильнее будет зайти с другой стороны. А именно — перейти ко второму столбцу.

Селестен поморщился. Не хотелось; ох как не хотелось… Он лукавил с собой, ссылаясь на «путь наименьшего сопротивления». Это скорее путь наибольшего разочарования в людях и постулатах, неотвратимого крушения того немногого, что еще осталось и ему, и всем остальным, кроме… Если он действительно среди них: тех, о ком они с Арчи спорили ночами, тех, с кем в полете связывали невидимые сверхпрочные нити корпоративной солидарности, а потом, начиная с предварзондов и дальше, в экспедиции, — дружба того порядка, на какую способны только люди самого высокого интеллекта.

Но элементарная логика подсказывает, что именно такие люди способны и на постановку грандиозной экспериментальной мистификации, и — что немаловажно — на неподъемные для обычного человека жертвы ради и во имя. Настоящий ученый всегда большей или меньшей мерой фанатик; а они с братом набирали в команду настоящих ученых — Караджани, разумеется, не в счет.

Почти квадратный столбик в правой части карманного монитора… Селестен захлопнул блокнот. Эти имена и досье он знал наизусть.

Йожеф Корн. Воплощенный педантизм, в зависимости от ситуации восхищающий либо доводящий до белого каления. Он, биолог Брюни, налетавший с физиком Корном три Ближние экспедиции, знал о нем как об ученом все. Как о человеке — трудно сказать; но Йожефа-человека, вне пределов физики, пожалуй, и не существовало. Его пятнадцатилетний бездетный брак был чем-то вроде необходимой составляющей джентльменского набора, не более. У него не было никаких хобби, ни единой отдушины, отвлекающей от науки, ни минуты свободного от нее времени.

Мог ли он быть автором или соавтором проекта «Первая Дальняя»? Селестен вздохнул: мог. Аберрация времени — это все-таки из области физики. И бесспорно, что физик Корн с его почти маниакальной дотошностью непременно взялся бы отследить весь ход эксперимента до мельчайшей детали — сам.

А Джино Растелли? Конечно, экспедицию с Земли на Землю трудно увязать с планетологией, априори внеземной наукой. Но Растелли — Арчи, рецензировавший когда-то его диссертацию, потом не то чтобы поддерживал с ним дружеские отношения, но не выпускал из виду, — был не из тех, кто сидит на одном месте, любит одну женщину и занимается одним делом. Экспансивный, увлекающийся, фанатичный и гениальный во всем, чего каким-то образом касались его руки; страшно подумать, каких высот он достиг бы, если бы бил в одну точку. Впрочем, он и без того немало достиг…

В общем, планетолог Растелли тоже мог быть тем самым человеком.

Ляо Шюн… Вот уж кто ни в коем случае не доверил бы чужим глазам лицезреть результаты своего опыта. А элитарная, престижная специальность контактолога тем не менее всегда воспринималась с легкой усмешкой по причине полной невостребованости в наше — теперь уже прошлое — время. Никто не ожидал от Ближних экспедиций контакта с иными цивилизациями, а время настоящей Первой Дальней лежало за пределами человеческой жизни. Прыжок вперед, фальшивая экспедиция ради будущей подлинной, и все это опираясь на безграничную веру в прогресс… Может быть? Вполне.

…Селестен Брюни вошел в зимний сад. Темно-зеленая монстера, жизнелюбивое растение, которое он с самого старта взял под свою защиту, за время его отсутствия на борту разрослась, кажется, еще сильнее. На кончиках огромных разлапистых листьев сконденсировались маленькие капельки, похожие на слезы. Здесь по-прежнему пахло дождем; кто-то забыл отключить его любимую опцию…

Итак, к чему мы пришли? Да ни к чему. Если имена членов технического состава одно за другим пропадали из столбика, так это только от недостатка информации о них. Об ученых ему известно куда больше; и ни одно имя не заслужило права быть удаленным из списка. Ни физик Корн, ни планетолог Растелли, ни контактолог Шюн, ни…

Почти неразличимая за ажурным переплетением монстеровых листьев фигура поднялась из-за стола. Ничего похожего на вопрос:

— Вы меня искали, командир Брюни,

Темные руки Сингха Чакры контрастировали с белой поверхностью столика. Спокойные, неподвижные руки. И такие же спокойствие и невозмутимость в черных, глубоких, прям-таки прекрасных глазах.

Он знал заранее — обо всем: примеры можно нагромождать до бесконечности. В том числе и о дилетантском расследовании начальника экспедиции, в котором рано или поздно — надо признать, что поздно, непозволительно поздно! — должно было всплыть его имя. Он всегда и во всем двигался на шаг впереди всех остальных, и теперь нетрудно догадаться, что было тому причиной. И даже сейчас, разоблаченный, прижатый к стенке, Сингх Чакра ухитрился сделать превентивный ход; впрочем, что это ему даст?

Сингх молчал. Бесстрастный красиво вырезанный рот под ровной линией усов.

«Вы ошибаетесь, если надеетесь каким-то образом подкупить меня, химик Чакра», — Брюни уже разомкнул губы, чтобы озвучить эту мысль. Передумал. Пошло и театрально.

— Я одного не могу понять, — усмешка вышла желчной и слегка нарочитой, — почему вы не считали нужным получше маскироваться? Постоянно бравировали своей осведомленностью; не ваша заслуга, что ни я, ни другие не удосужились пошевелить серым веществом.

Химик пожал плечами:

— Разве я должен был что-то от вас скрывать? Селестен подался вперед, опершись локтями на стол. Это как-то чересчур, но попробуем, черт возьми, держать себя в руках…

Еще больше желчи:

— В таком случае почему было не сообщить всем прямо, что мы на Земле?

— Я подумал, будет лучше, если вам скажет навигатор Нортон. К тому времени он уже догадался. И у него в отличие от меня были аргументы.

Откинулся на спинку скамьи — неправдоподобный красавец, о котором ему, Селестену, было известно на удивление мало. Ни о семье, ни о карьере, ни о характере; даже сведения из досье проскользнули сквозь память, практически не оставив в ней следа. Это Арчи настоял тогда на том, чтобы включить его в команду. Теперь никогда не узнать, как именно химику Чакре удалось обаять всегда скептичного и требовательного Арчибальда Брюни…