Однажды в церкви в Авиньоне Петрарка увидел Лауру, замужнюю, добродетельную женщину, к которой он воспылал платонической любовью, продолжавшейся сорок четыре года, причем двадцать шесть лет это поклонение продолжалось уже после смерти Лауры, умершей от чумы в Авиньоне. Ей были посвящены знаменитые сонеты.

Разумеется, в селении Воклюзский фонтан имеется дом, в котором проживал Петрарка, и где он писал некоторые из своих бессмертных произведений. Теперь там музей, который мы решили посетить. На стенах тесных комнат висят гравюры и портреты, изображающие поэта и Лауру. К объяснениям хранительницы музея пришлось отнестись с большой осторожностью. Так, показывая полотно с изображением двух флорентинцев в одеяниях XIV столетия, Петрарку и Боккаччо, она утверждала, что это оригиналы Симоне Мартини[282], а что в церкви Санта Мария Новелла во Флоренции находятся, якобы, всего лишь копии! С не меньшим скептицизмом я выслушал ее заявление, что висящий на стене серебряный лавровый венок с посвящением Петрарке был водружен здесь лично Муссолини 27 июля 1929 года. Вряд ли французское левое правительство могло бы это допустить, не говоря уже об итальянцах-коммунистах, бежавших от фашизма и проживавших тогда в Провансе.

С сожалением покидали мы Воклюзский фонтан, питая тайное намерение туда еще раз возвратиться, чтобы подольше пожить среди удивительной природы, в атмосфере сентиментальной поэзии сонетов Петрарки. Иногда поэта разбирала тоска из-за одиночества, несчастной любви к Лауре и ее преждевременной кончины. Размышляя о бренности всего земного, он писал:

O ciechi, el tanto afaticar che giova?

Tutti tornate a la gran madre antica,

E’l vostro nome a pena si ritrova…

(Увы, слепцы! К чему земные ваши устремления?

Всех мать земля к себе нас позовет,

И наши имена подвергнутся забвенью)[283].

Но имя великого поэта не подверглось забвенью.

* * *

Перед нашими глазами — снова чудесный пейзаж Прованса, так похожий на Тоскану, родину Петрарки. Было уже около четырех часов дня. Я поспешно остановил машину, и мы включили радио. Полились звуки второго концерта Рахманинова для рояля и оркестра. Мы слушали, как завороженные, гениальное произведение нашего знаменитого соотечественника. Когда закончилась передача, мы долго молчали…

…Вдали вновь засинело Средиземное море, — мы подъезжали к отрогам Альп в направлении Ниццы.

Тысяча семьсот пятьдесят лет тому назад на этом самом месте император Константин Великий расположился бивуаком со своими легионами, снятыми им с германской границы. Он думал великую думу, — начинать ли переход через Альпы, чтобы вторгнуться в Италию и захватить Рим? Понимая весь риск задуманного похода, он опрашивал не только себя, но и обращался за советом и поддержкой ко Христу, в которого он уверовал и которому молился. И вдруг в виду всей армии на небе появился огромный огненный крест и надпись: «In hoc signo vinces» — «Сим победиши»[284]. Император, полный решимости, приказал прикрепить горизонтальные перекладины к древкам знамен, превратить их таким образом в кресты, и бросил свои войска в горные ущелья Приморских Альп. Перейдя их, он на равнинах Цизальпийской Галлии разбил передовые части императора Максенция, прошел по территории где впоследствии возникла Флоренция, и подошел к Вечному Городу.

С холма он увидел Рим во всем его великолепии. Уверенный в успехе Максенций вывел свои легионы из стен города, чтобы дать сражение Константину в открытом поле. Константин бросил в атаку свою галльскую конницу, блондинов-великанов, помнящих нанесенные когда-то Юлием Цезарем поражения их предкам. На плечах разбитых легионеров Максенция врываются они в Рим. Христианин Константин прекращает резню и грабеж и триумфально входит в Вечный Город.

Христианская религия провозглашается господствующей в Римской империи.

«Свобода» (Мюнхен), апрель 1962, № 118, с. 28–30

Российские миражи

I

Покинув Париж два года назад, в начале декабря, под проливным дождем подъезжали мы на машине к лазоревым берегам Средиземного моря, досадуя, что любимый Прованс во всё время пути был скрыт от наших взоров потоками падающей с неба воды и туманом. Уже смеркалось, и мы с женой решили остановиться на ночевку в знакомой гостинице в городке Фрежюс, чтобы утром продолжать путь в Ниццу.

За несколько километров до города мы были остановлены жандармами. Они приказали выехать на окружную дорогу, т. к. шоссе во Фрежюс было залито водой. Уже в полной темноте, ворча по случаю такого неожиданного отклонения от прямого пути, мы заехали в неведомую деревню в горах, где я и остановился налить бензина. Оказалось, что до Фрежюс было 17 километров, до Грасса — 29. Я хотел ехать во Фрежюс, куда ближе и где гостиница известна, но жена настояла на Грасс, раз он уже по пути в Ниццу.

Только мы успели приехать в Грасс, найти гостиницу и расположиться, завыли сирены полицейских автомобилей и пожарной команды, которые куда-то стремительно понеслись. Спокойно проспав ночь, на утро мы узнали с ужасом, что в горах прорвалась плотина Мальпассе и миллионы кубометров ринувшейся неудержимо воды частично разрушили Фрежюс, причем погибло несколько сот человек! Поехали бы мы туда накануне вечером, — может быть никогда больше не увидели бы не только лазоревого берега, но и света белого…

Проезжая теперь снова через Фрежюс, мы вспоминаем суету сует нашей бренной земной жизни…

От кошмарной ночной катастрофы выиграл только древний амфитеатр Фрежюса, этого когда-то важного военного римского порта, — вода снесла все прикрывавшие его ужасающие постройки барачного типа, мастерские и гаражи, а он остался стоять невредимым во всей своей классической красоте еще на новые тысячелетия.

Мы оставили, не заезжая в него, знаменитый Сен-Тропе, красивый небольшой рыбачий поселок средневекового типа, ныне, в наше сумасбродное и странное время — излюбленное местопребывание специфической международной толпы, составленной из маловероятной смеси миллионеров и гангстеров, всевозможных претенциозных девиц, большей частью легкого поведения, из кинематографических звезд и откровенных гомосексуалов, непонятных для здравого человека художников, писателей и артистов модных ныне прогрессивно-коммунизанствующих миросозерцаний. Все они вместе взятые претендуют представлять «элиту», однако по мнению людей нормальных характеризуют собой только накипь общества. И к счастью, это всего лишь исключение, представляющее собой бесящееся с жира меньшинство.

Еще несколько километров-и перед нами распростерлась лазоревая даль Средиземного моря. Мы въезжаем в морской курорт Сен-Рафаэль, с прекрасным песчаным пляжем, небольшим портом и католическим собором византийского стиля. Ранней весной 1814 года сюда, на Французскую Ривьеру ряда захолустных рыбачьих деревушек, может быть впервые ступила нога русского человека. Это были русские офицеры, вместе с прусскими