Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я тронула Бейлира за локоть:
— Мужчины…
Он предупреждающе коснулся моей руки и сказал нежным шепотом, которым старшая дама могла обращаться к юной волнующейся барышне:
— Все хорошо, дорогая, положись на меня.
Я постаралась придать лицу безмятежное выражение, но как же это было непросто!
Наконец, пришел черед особой гостьи салона. Со слезами на глазах и придыханием хозяйка объявила “несравненную Берлиэль”.
Я быстро скользнула к роялю и подала пожилой леди со скучающим лицом листы с нотами.
Владеть залом Бейлир умел. Едва он вышел, как все взгляды устремились на его высокую фигуру в голубом одеянии. “Берлиэль” изящным жестом дала знак даме за роялем, и будто оглаживая слушателей грудным голосом, запела:
У любви, как у пташки, крылья, Её нельзя никак поймать. Тщетны были бы все усилья, Но крыльев ей нам не связать.
Наверху тихо стукнула дверь. Мужчины стекались на тягучую, медово-полынную, медленно, но неотвратимо накатывающую волну страсти. К концу арии, когда всякое существо во фраке в этом зале мечтало получить хоть каплю женского внимания от прекрасной эльфийки, путь был свободен.
Едва Бейлир запел следующий номер, как я, не привлекая внимания, поднялась со стула и мелкими шагами отошла к лестнице.
Поднявшись на несколько ступеней, я не удержалась и скосила глаза вниз. Виконт Меркат стоял рядом с леди Эливан.
Странно, но отец Мирианы, погибшей жены Аларика, не вызвал во мне совсем никаких чувств, хоть вместе со старым бароном Боулесом отнял счастье у всех троих: меня, Аларика и своей же дочери. Наверное, я перегорела. Но утоплю я его с большим удовольствием.
Никем не замеченная, я подошла к кабинету. Артефакт, который я достала из подвязки, показал, что охранные контуры тут есть, но сейчас не работают, что совершенно не удивительно. Лорды, увлекаемые пением “Берлиэли”, даже замок не заперли. Осторожно прикрыв дверь кабинета я удостоверилась, что голос Бейлира отсюда хорошо слышен, и приступила к обыску.
Я просмотрела бумаги на столе, стараясь не нарушать порядок.
Проведя артефактом по кабинету, я обнаружила магтехническую охрану в трех местах: на ящиках стола, на небольшой шкатулке и на картине, изображающей ступающих по лесу эльфиек в полупрозрачных одеждах — обычные фантазии стареющих стастолюбцев.
В шкатулке бумаги не поместились бы. Ящики или картина? Бейлир допевает вторую арию, времени все меньше. Вытащив из-под другой подвязки весьма дорогой, незаконный, но очень действенный артефакт, я прервала нить контура, пустив его по другому пути, и сняла картину со стены.
Обычный замок на литой дверце меня удивил. Проверила на контур — ничего. Решив рискнуть, я вскрыла его отмычкой и поняла причину “беспечности”. Литая дверца всего-лишь служила крышкой, защитой от пыли над настоящим замком, который можно было вскрыть только особым, специально для этого замка сделанным и настроенным артефактом. Углубление в виде ромба с лепестками на концах мерцало мелкими, будто пыль, кристалликами. Что ж, только очень серьезные секреты стоит держать за таким замком. Мы нашли тайник. Но без артефакта его не открыть.
Я закрыла литую крышку, защелкнула замок, подняла картину и принялась пристраивать ее на место, когда случилась катастрофа. Надколотый край рамы зацепился за пышный рукав моего платья из органзы. Одной рукой я застряла в раме, другой придерживала картину. Порванное платье, даже испорченная ткань на рукаве обязательно притянет внимание, а в разлохмаченном дереве останутся крошечные нитки, и наша легенда пойдет прахом.
Бейлир начал последний номер. Сейчас он закатывал глаза и заламывал руки, изображая сошедшую с ума новобрачную.
Извернувшись, я подхватила раму плечом, освободила правую руку и принялась осторожно выпутывать ткань из ловушки.
Наконец, гнусное дерево отпустило мой рукав, и мне удалось разгладить отметины. Но время было упущено. “Берлиэль” заканчивала арию, а я еще не выбралась из кабинета. Что делать? Уходить через окно?
Я вешала назад злополучную картину и выравнивала ее край, пока глубокий голос выводил:
Все жизни наслаждения с тобою разделю я, Вся жизнь улыбкой неба отныне станет нам.
Все. Конец песни.
Приоткрыв дверь, я проверила — в коридоре никого. Возвращаться под взглядами гостей по галерее и спускаться в толпу?
Я едва не подпрыгнула, когда Бейлир резко ударил по струнам мандолины и снова запел. По особняку разнесся необычный вокализ. Эльф взял резвый темп, столь редкий для благородного пения. Когда его голос внезапно стал мужским, у меня упало сердце, неужели он решил нас выдать? Но в следующее мгновение песня взвилась вверх и перелетела через несколько октав. Безумным танцем на высоких нотах звуки сплетались в рваные кружева. То срываясь вниз, то взлетая вверх голос эльфа создавал невыносимо прекрасную гармонию, а я бежала по коридору под ритм его ударов по струнам и благодарила Небесные сады за эльфийское искусство.
Прошмыгнув по галерее над залом я увидела, что Бейлир еще и танцует, изображая сумасшествие несчастной героини. Да, такие звуки в своем уме не издаст даже эльф.
Заметив, что я вернулась на стул, он выдал последнюю руладу, и тремя аккордами завершил выступление.
Я едва не вышла из роли, опасаясь, что рыдающие дамы разорвут на части либо Бейлира, либо голубое платье, обнажив сущность моего напарника, но эльфийско-дварфийский шелк выдержал напор. Интересно, где и когда Лавронсо успело оценить действие эльфийского дара на светских леди?
Похоже, я могла бы провести в любом месте особняка еще с четверть часа, никто бы не заметил.
Дамы постепенно успокаивались и принялись промакивать салфетками размазанные по лицам краски. Хозяйка вечера обмахивалась веером со скоростью Оливьера, шинкующего овощи. На ее лице застыла улыбка блаженства — в этом сезоне все соперницы в свете Иркатуна повержены.
Я скромно встала в уголок, пока Бейлир принимал восхищение, восторги и с улыбкой императрицы благодарил слушательниц едва заметным кивком. Высокородные леди роились вокруг певицы, мужчины попытались зайти клином с другой стороны. Дамы, оставшиеся в последних рядах, сменили тактику и обратили внимание на меня, но госпожа Локхарт успела первой.
Любовница чиновника снова была одета в платье-торт, но в этот раз ярко-голубого