Он разрыхлил снег, чтобы закопать в него тело — похоронить ее голыми руками в промерзлой земле у него не хватало сил, а Хозяин не стал помогать ему. Мармион лишь сказал:

— Ты подвел нас, Кридмур. Девочка была ценной.

Затем он лег в снег рядом с ней и принялся ждать своей смерти. Ждать, когда Мармион устанет от него, перестанет защищать, и холод прикончит его.

— Мы не бросим тебя, Кридмур.

— Отпустите меня.

— Ты не вправе расходовать зря свою жизнь.

Его конечности одеревенели, но обморожения не было. Кожа примерзла ко льду, и лишь когда воля вернулась к нему, он отодрал примерзшую руку, превозмогая дикую боль.

В конце концов его доконала скука. Он мог лежать в снегу и ждать смерти лишь до тех пор, пока скука не перевесила чувство вины. Пока он не почувствовать себя глупо.

— Жалкое зрелище, Кридмур.

— Да уж. Еще бы...

Смерть бедняжки Роуз — лишь еще один факт, с которым он вынужден будет смириться. Выпивка, наркотики или женщины заглушат душевную боль.

Он встал и спустился с гор в одних сапогах:

— Больше меня не зовите.

— Позовем, если захотим. И ты подчинишься.

Они не звали его еще целых шесть лет — до этого чертова задания с Генералом, Кукольным Домиком и бедняжкой Лив, которое он выполнял сейчас. До последнего погружения с головой в пучину позора и бесчестья.

С другой стороны, семь лет назад у Хребта Дьявола он одержал бесспорный успех, и даже когда он был там в последний раз, местные жители все еще пели баллады о его смелости и хитрости, разве что перепутали имя...

Очередной схрон трупов чудовище устроило в канаве между четырьмя острыми валунами. В основном там были кости, рога и немного протухшего красного мяса. Большинство костей принадлежало оленеподобным, но внимание Кридмура привлек относительно свежий труп мужчины, красный мундир которого был окровавлен, разодран, и залатан мехом в десяти местах, но все еще оставался формой офицера Республики Красной Долины.

— Ну-ну. И что же из этого следует?

По-прежнему никакого ответа.

Лаури бродил меж дубов. Где он сам, где враг — одному дьяволу известно. Все, что он видел, — тени и солнце, все, что слышал, — ненавистный и нескончаемый шелест палых листьев под ногами, да в последние полчаса нытье младшего офицера Кольера:

— Сэр. Исполняющий обязанности проводника Лаури! Сэр...

Лаури шел вперед, а Кольер следовал за ним и жаловался. Особенно подчеркивая слова «исполняющий обязанности». Сначала это показалось Лаури оскорбительным, но потом он перестал обращать внимание.

— Сэр. У нас нет цели, сэр... Это все без толку.

Лаури ничем не мог на это ответить, и поэтому просто промолчал. Это была правда. Они заблудились. Они больше не могли идти по следу врага. Провизии на обратный путь не хватит, да и если бы хватило — все равно: обратной дороги они не знали и кружили на одном месте.

— Сэр, — терпеливо сказал Кольер, — мы ходим кругами.

Что ж, это правда. Меж этих дубов невозможно определить, куда именно двигаешься. Солнце видно лишь изредка — оно не садилось, похоже, вот уже несколько суток, и доверять ему нельзя. Два или три «световых ночлега» назад младшего офицера Гауджа осенила идея оставлять зарубки на деревьях, дабы подтвердить то, что они ходят кругами; но зарубки исчезли, а следы их сапог в мягкой грязи — нет. Если это шутка, то очень глупая — каверза ради каверзы. И эти дубы хотят, чтобы Лаури оценил ее. Он знал, что деревья его ненавидят. А потому приказал установить на стволе древнего, замшелого дуба взрывчатку и взорвал эту мерзкую тварь, дав ужа-сающему грохоту и тяжести разнести чертово дерево в щепки и разметать его испуганные листья по земле. В чаще образовалась дыра, которая очень быстро зарастала. Чтобы прокладывать путь, взрывчатки у них недостаточно. У них ничего не достаточно.

— Сэр, младший офицер Гаудж дезертировал.

Лаури остановился и взглянул на бородатое грязное лицо Кольера:

— Да? — Он был весьма удивлен.

— Так точно, сэр. Я не уверен, когда именно. Он взял с собой десятерых солдат — они уже давно отстали, и...

Лаури пожал плечами и зашагал дальше. Гаудж не первый дезертир, не он и последний. Лаури уже не знал точно, сколько людей под его командованием. Около ста пятидесяти. Кроме дезертиров, были и самоубийцы.

— Сэр, я настаиваю на том, чтобы мы повернули назад. За нами идет подкрепление, сэр, мы можем влиться... — сказал Кольер.

— Нет, — отрезал Лаури.

— Но, сэр...

— Мы выполняем долг. Верность врага своим Хозяевам может быть некрепкой, но наша — тверда. Мы устроены по-другому. У нас нет запасных деталей. Нам хотелось бы их иметь, но их нет. Мы продолжим путь.

— Сэр...

— Мы продолжим путь.

Лаури не был суеверен и не отличался богатым воображением, но среди неподвластных времени дубов было трудно удержаться от мыслей о собственной смерти — он представлял, как падает наземь среди гонимой ветром листвы, умирающий от голода и лихорадки; представлял, как вывихнул или подвернул ногу, споткнувшись о корень, из-за чего его пришлось пристрелить; или, например... Объединяло все эти фантазии то, что смерть его была бессмысленной, и все быстро о нем забывали. Поэтому сейчас для него было крайне важно выполнить свой долг.

— Сэр. Я настаиваю: мы должны повернуть назад.

Еще одним возможным исходом ему представлялся бунт, на который наконец мог решиться Кольер, — и тогда последним, что услышал бы Лаури, был бы хруст штыка, вонзающегося ему в спину, а Кольер стал бы Лаури — ведь они взаимозаменяемы, одинаково пригодны или непригодны к выполнению тех или иных заданий. А тот, кто упал бы от усталости среди листьев, стал бы Кольером...

— Сэр...

— Делайте что задумали, Кольер, мое разрешение вам не требуется.

— Сэр. Там что-то горит...

Лаури поднял глаза и мигнул. Снял очки, протер, надел снова.

Они шагали в ногу по краю склона. Там, куда указывал Кольер, земля круто уходила вниз, и над кронами медленно колышущихся дубов неподалеку можно было различить едва заметную струйку черного дыма.

— Это костер. Там лагерь, сэр. Это наверняка агент.

— Да. Да...

Лаури ощупал пояс, пытаясь найти телескоп, но вспомнил, что прибор сломался, и он выбросил его еще несколько дней, а то и пару недель назад. Он снова принялся протирать очки. Стоит отдать должное его дисциплинированности — всего минута ушла на то, чтобы он собрался, отбросил в сторону грезы о смерти и приказал Кольеру разделить оставшихся солдат на четыре равные группы и оцепить лагерь врага.