Но, видимо, судьба полагала, что день складывался для меня слишком удачно, потому что послала встречу с тем человеком, которого предпочла бы забыть. Увы, она из Гридора исчезать не собиралась.

Я дала в руки Рагнару, которому не сиделось в коляске, погремушку и, подняв глаза, увидела женщину со знакомыми шоколадно-пшеничными волосами. Она выходила от модистки.

Испугавшись, инстинктивно закрыла собой сына. Заметив мой страх, слуга встал рядом, убрав свёртки с покупками в сумку сзади коляски.

Норина Доррана нас заметила, хищно улыбнулась и направилась прямиком ко мне. Она мало изменилась за эти годы, на миг показалось, что их и не было.

Разумеется, норина была не одна, с хыром, который сторожил её лошадь и по едва заметному знаку поспешил подвести животное ближе.

— Та-а-ак, и кто это у нас? — от одной её улыбки стало дурно. Вспомнились все унижения и страшные удары, чуть не закончившиеся самым плачевным образом. Она ведь хотела забить меня до смерти. Из ревности и оскорблённой гордости. Забыла ли она пощёчину любовника, то, что он поставил торху выше неё? — А ты хорошеешь, зелёноглазенькая, и платье, хоть и скромненькое, не рабыни. Приличное платьице, я бы сказала, как у благопристойной девицы. Так и ошибиться не долго. С удовольствием исправлю эту ошибку.

Она шагнула, намереваясь порвать мне юбку, чтобы появились разрезы по бокам, сорвать с лифа розу и декоративный шнур, делавший серое платье не таким унылым, рабским, а даже нарядным, но помешал слуга, вставший на мою защиту. Ухватив норину за запястье, он настоятельно посоветовал не трогать торху виконта Тиадея.

— Какое ты имеешь право поднимать руку на норину? — сверкнула глазами норина Доррана и потянулась к плети. — Ты хоть и аверд, но можешь за это поплатиться. Сейчас я позову хыра и…

— И вам придётся говорить с солдатами, моя норина. Мне даны строгие указания пресекать малейшие попытки причинения вреда норну Рагнару и торхе хозяина, в том числе, применяя силу. Я убью вашего хыра, если вы отдадите опрометчивый приказ, моя норина.

В подтверждении серьёзности своих слов слуга распахнул полы куртки, демонстрируя длинный нож и короткое ружьё, заткнутое за пояс.

Норина скривила губы, беззвучно выругалась и, вырвав руку, заявила, что он слишком много себе позволяет.

— Ты посмел угрожать дворянке, оскорбил её своими домыслами. Готовься обогатить араргскую казну: я добьюсь, чтобы тебе присудили крупный штраф.

— За что, моя норина? Я всего лишь выполняю свой долг, приказ господина. Вы хотели порвать платье торхи, быть может, причинить телесный вред, она боится вас — значит, я должен вмешаться. Да и пристойно ли вам, моя норина, связываться с рабыней? Стоит ли она потраченных нервов?

— Ты прав, не стоит. Если её хозяин настолько глуп, что позволяет ей гулять в таком виде, это его личное дело.

— Это сын виконта? — нарочито игнорируя меня, норина Доррана обошла вокруг коляски.

— Да, моя норина, норн Рагнар.

Снова превратившись в благопристойную красавицу, норина приветливо улыбнулась малышу и склонилась над ним, брезгливо отпихнув меня от коляски. Ребёнок ей, определённо понравился, она даже поинтересовалась у слуги, можно ли взять его на руки. Тот ответил, что в отсутствии виконта лучше не стоит. Норина Доррана не стала настаивать и начала сюсюкаться с Рагнаром, называя его зайчиком, спрашивая традиционное: «А чей это у нас носик?». Даже поиграть пробовала, но сын отказался, по обыкновению насупившись.

— Гордый, — похоже, его реакция норину ничуть не обидела, даже вызвала уважение. — Настоящий норн. Симпатичный. Похож на отца. Что ж, мои поздравления виконту! К сожалению, в силу обстоятельств, не могу высказать их лично, так что, будь добр, передай.

Только сейчас обратив внимание на буравившую затылок меня, она лениво поинтересовалась:

— Тебе доверили его выкармливать? Хорошо справляешься. На вид ребёнок здоровый — значит, своего отобрали. Или умер? Что ж, не велика потеря, быстро ещё одного родишь.

— Я мать норна Рагнара, моя норина, — не удержалась я.

— Вот как? — её брови удивлённо поползли вверх. — Уютно устроилась в жизни, сучка. Слава Небесным заступникам, ребёнок в тебя не пошёл, а то виконт стыда бы не обобрался. Наследник-полукровка! — она презрительно скривилась. — Да и норн Рагнар бы всю жизнь мучился сознанием примеси грязной крови, рано или поздно догадался, что виконтесса Тиадей ему не мать. А так он о тебе даже не вспомнит. Наслаждайся недолгим временем, когда можешь называть его сыном.

— Вы ошибаетесь, моя норина, — прежде, чем успела подумать, вырвалось у меня.

— Неужели? — сладко улыбаясь, она обошла вокруг коляски и встала рядом. — Глазки-то опусти, рабыня, я тебе не ровня. И поклонись. Сначала мне, потом сыну, своему будущему хозяину. А что, вдруг ты ещё лет через двадцать будешь на что-то годна? Сынок тогда тоже попользует. Хотя нет, тебе будет за сорок, кожа обвиснет, талия расплывётся от частых родов… Будешь мыть полы и стряпать на кухне, блевотину после пирушек сына подтирать. Разумеется, уже не как торха. Торха — это пока в постели приятно, пока молодая. Сомневаюсь, чтобы ты так хороша в этом деле, чтобы через тройку лет виконт не захотел купить новенькую. Или ты, дурочка, вообразила, будто что-то значишь для него? Побойся богов, деточка! Ему когда-то надоест тебя иметь и делать детишек — и всё, сказка закончится. Мой тебе совет, зелёноглазая: за собой следи. Чтобы тело было упругое, приятное на ощупь, глаз радовало. И стони громче, хорошенько трудись, когда хозяина ублажаешь. Этому, кстати, поучись: не в том возрасте, чтобы одной смазливой мордочкой брать. Да и после родов фигура не та…

Захотелось ударить её, влепить пощёчину этой самодовольной, плюющейся ядом стерве, заставившей поклониться себе и, будто случайно, успевшей вырвать у меня пару волосков. Но я догадывалась, что она меня провоцирует, ожидает бурной реакции, хочет, чтобы я ударила её на глазах слуги виконта, чтобы потом с чистой совестью требовать наказания. Поэтому кусала губы и молчала, не позволяя злости выплеснуться наружу.

За что же она меня так ненавидит, не из-за хозяина же! Не насколько ведь он ей нравился, чтобы так болезненно перенести разрыв. У неё, конечно, больное самолюбие, как и у большинства араргских дворян, и денежного содержания она из-за меня лишилась. Судя по злобе, новый любовник, если есть, не так знатен и богат. И обручального кольца на пальце не вижу — не замужем.

Но, как ни прискорбно, кое в чём норина Доррана права: моё положение шатко и целиком и полностью зависит от воли хозяина. Пока сын мал, пока я молода и привлекательна, он будет любить, будет заботиться, а потом всё разом закончится. Сына отберут, отдадут Мирабель, меня отправят в вечные служанки. Не знаю, как поступают с надоевшими, постаревшими торхами. Может, меняют статус на хыр, обыкновенных рабынь? Я об этом ничего не читала и, честно говоря, впервые задумалась.

Представила себе безрадостное будущее.