точно не ожидал меня увидеть. Лицо у него вытягивается. Он хватается за пульт, чтобы сделать звук тише.

– Почему ты еще не спишь?

– Может, я буду задавать вопросы?

Что ж, я заслужил такой ответ.

– Ты все-таки вернулся.

– Да.

– А я думал, что мы опять не увидимся неделю или около того.

– Пап… – Я втягиваю в легкие холодный воздух и поднимаю голову. – Прости.

Мой отец прекрасно знает меня вдоль и поперек. Услышать от меня извинения – это чудо, сопровождаемое потеплением или похолоданием. Он округляет глаза.

– Что ты сказал?

– Я прошу простить меня. – Я сажусь в кресло напротив отца. – Мне не понравилось, что ты пригласил мозгоправа, поэтому я вспылил. Я просто схожу сейчас с ума.

– Почему? – осторожно интересуется он.

– Потому что… это трудно объяснить. Это касается Ариадны.

– Боюсь, имя этой девушки скоро станет запретным в нашем доме, – сетует отец. – Я не понимаю, что с ней? Может, привлечем власти? Адвокатов? Ты вечно приходишь весь побитый, измотанный. Чем ты вообще занимаешься?

– Я помогаю ей.

– Каким образом?

– Ты можешь просто мне поверить?

– Поверить? – Отец усмехается и передергивает плечами. – Нет уж, Мэтт, это тебе не детская сказка, в которой все друг другу верят просто потому, что не умеют иначе.

– Правда?

– Мэттью…

– Ладно. Прости, я пошутил.

– Ну и где ты был сегодня? Чья на тебе одежда?

Черт, лучше бы я ночевал на улице. Не хочу ссориться с отцом, но в то же время я не могу ответить ни на один его вопрос. Он будет злиться.

– Я был у Монфор. На улице холодно, и мне дали толстовку.

– А откуда синяки?

– Нарвался на парней. Слушай, я со всем разобрался. Правда.

– Господи, Мэтт, объясни, почему Хэйдан, как нормальный ребенок, поехал вместе со своей командой по химии на олимпиаду, а ты опять влез в неприятности?

Отличное оправдание, Хэрри! Хорошо, хоть про Польшу ничего не наплел.

– Потому что мы с Хэрри разные люди, пап. И я больше люблю биологию.

– Вот, значит, как.

– Послушай, – я придвигаюсь ближе к отцу, – я идиот, и мне очень жаль. Прости, что испортил вам день. Дни. Я исправлюсь.

– На днях ты был совсем разбит, Мэтт, – нехотя шепчет отец и отворачивается. Он со всей силы сжимает подлокотник дивана. – Ты напугал меня.

– Я сорвался.

– У тебя уже было такое, когда…

– Я знаю, – тверже повторяю я, – обещаю, что постараюсь измениться.

– Перестанешь пропадать?

– И не буду нарываться на неприятности. – Отличное обещание, которое я вряд ли смогу выполнить. Так держать, Мэтт! – Я даже схожу с вами завтра в церковь.

Вот это уже лучше. Отец удивленно вскидывает брови.

– Серьезно?

– Да. Послушаю проповедь, встану на путь истинный.

– Шутишь.

– Немного. – Я усмехаюсь, но затем быстро беру себя в руки. Норин и Джейсон были близки, а потом наша жизнь отняла у них это, отняла у них связь. Я не хочу потерять отца. Так трудно ощущать себя одиноким! Я и не догадывался, что так сильно нуждаюсь в своем папе. – Я больше не хочу подводить тебя, пап.

– Ты не меня подводишь, Мэтт. Ты подводишь себя.

– Я исправлюсь.

– Посмотрим. – Отец медленно поднимается с дивана, выключает телевизор и горько усмехается: – Что ж, ты дома. Я могу спокойно идти отдыхать.

– Ты волновался? – удивляюсь я, и папа кивает.

– Конечно, Мэтт. Я всегда волнуюсь, когда тебя нет рядом.

Он уходит, я слежу за ним. Он волнуется, значит, ему не все равно. Значит, он все еще мой отец. Я рад, что мы поговорили.

Приходить в церковь с разбитым лицом – плохая идея. Все пялятся на меня, словно я нацепил на голову мусорный пакет. Но мне наплевать. Главное, отец немного успокоился. Он до последнего не верил, что я пойду с ними на службу. Да я и сам не верил. Но утром невозмутимо надел джинсы, свитер, замотал шею шарфом, ведь на ней красовались синие, даже пурпурные следы от пальцев Ариадны, и спустился вниз. Долорес удивилась, но, как умная женщина, которая иногда в ней просыпается, промолчала.

В церкви воняет травами. Ладан, что ли? На самом деле этот запах ассоциируется у меня с опасностью. В последний раз я дышал им, когда выносил из подвала сумасшедших фанатиков Ари с кровоточащими ранами по всему телу.

Едва мы садимся на скамью, я замечаю Джиллианну. Она подзывает меня рукой, вид у нее недовольный и какой-то растерянный. Я не хочу подходить к ней. Но что-то мне подсказывает: если я не встану, она сама пришвартуется рядом, и тогда придется выслушивать претензии в компании с отцом и Долорес. Этого я допустить не могу.

– Там Джил, – отрезаю я, посмотрев на папу, – я подойду к ней на минуту.

Он кивает, и я поднимаюсь со скамьи. Правда, поднимаюсь с болезненным стоном.

С таким же болезненным видом я бреду к колонне, за которой стоит Джиллианна.

– Что с тобой? – взволнованно шепчет Джил и касается ледяными пальцами моего подбородка. Я отворачиваюсь. – Что случилось?

– Ничего. – Искоса гляжу на нее. – Все отлично.

– Ты еле стоишь.

– Я в курсе.

– Поэтому ты не пришел вчера? – Ее голубые глаза вспыхивают пониманием. – Мы ведь переживали, я ждала, что ты позвонишь или напишешь.

– Я не захотел, – честно признаюсь я, потому что мне уже осточертело сочинять отговорки.

– Не захотел или не смог?

– Ты слышала, что я сказал.

Девушка в недоумении вскидывает брови и выпрямляет спину. На ней белая кофта, в которой она пришла на наше первое свидание. Я смотрю на эту кофту и думаю, что эта одежда из другой жизни.

– Ты же не всерьез, – звонко восклицает Джил. – Ты ведь шутишь. Правда?

– Нет. Не шучу.

– Черт возьми, Мэтт!

– Разве тебе можно ругаться?

– Ты еще и издеваешься? – охает она, прикладывая ладонь к груди. – Что с тобой происходит? Ты ведь пришел ко мне домой, сам пришел.

– Я ошибся. Сглупил.

– Нет-нет, Мэтти, ты поступил верно, слышишь? Верно, я точно знаю.

– Я должен извиниться перед тобой. Я поступил так некрасиво, и мне жаль. Меньше всего на свете мне хотелось причинить тебе боль. Но… чего только в жизни не случается. Клянусь, я поплатился за свой плохой поступок. Поверь мне. Поплатился сполна. И ты… – Дышать становится трудно, я запинаюсь, а в глазах Джил появляются слезы. – Прошу, не плачь, пожалуйста.

– А как же твоя миссия? – шипит она, ткнув в меня пальцем. – Ты все бросишь!

– Какая миссия?

– Господь выбрал тебя!

– Бога я не видел, но видел Дьявола, Джил, видел, что он делает!

– Ты продал