Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или принцем!
Парикмахеры были довольно бездарные. Среди них не было такого, как Бине, парикмахера короля, который мог сделать дамам новые, идущие к лицу прически. В Квебеке, как и в других местах, дамы помогали друг другу, и среди них или их камеристок можно было найти мастерицу, которую, когда придет великий день, все будут вырывать друг у друга. Дельфина и Генриетта, которые причесывали Анжелику для ее въезда в Квебек, были нарасхват. По крайней мере, им осталось что-то полезное от их службы у Амбруазины. Но особой, которая имела самую громкую репутацию в этом деле, оказалась Беранжер-Эме де ла Водьер. Она любила, чтобы ее ценили и считали незаменимой, и у нее был для бала настоящий список «клиентов», которые должны были, начиная с раннего утра, пройти через ее руки. Она хотела начать с Анжелики и явилась с утра со щипцами для завивки, лентами, палочками для накручивания локонов и целым набором гребенок, щеток и шпилек.
— Боже, как я завидую вашей красоте! — вздыхала она, поправляя ей прическу. — Как я завидую также тому, что у вас такой обворожительный муж! Какой великолепный мужчина!
— Поверьте, что я разделяю ваше мнение и очень рада, что он вам нравится. Но, дорогая моя, мне кажется, что в том, что касается супруга, вам некому завидовать. Де ла Водьер, безусловно, самый красивый мужчина в городе.
— Он? — сказала Беранжер с видом сомнения, как будто она в первый раз слышала о бросающейся в глаза красоте своего молодого мужа.
— Ну, что ж, будьте уверены, я с удовольствием поменяю его на вашего.
Была ли наивность или хитрость с ее стороны, что она приходила в замок Монтиньи под вечер, так что Жоффрею приходилось ее потом сопровождать? На этот раз она не приехала в карете, и был ли это действительно случай, который постоянно приводил ее в дома, где он бывал, и почему она так часто оказывалась на улицах, где он ходил? Правда, этот город был такой тесный, такой скученный.
До этого времени она избегала дома Виль д'Аврэя, и Анжелика ее туда не приглашала.
Только стечение обстоятельств, связанных с этим балом, объединило их. Хотя Анжелика и была довольна тем, что ее хорошо причесали, она не была уверена, что Беранжер пришла, не имея никаких намерений. С первого взгляда это было трогательно — такое восхищение их супружеской парой. Все же Анжелика предпочла, чтобы она поменьше восхищалась и была более умеренна в своем восторженном поклонении графу де Пейраку.
Разве она сама была равнодушна ко вниманию, доходящему до почти религиозного любования, которое их окружало и было для них привычной средой? Потому что они были рождены не для того, чтобы идти в толпе, но для того, чтобы на них смотрели, за ними следовали.
У жителей Новой Франции были горячие сердца. Жоффрей и Анжелика де Пейрак сами были такими. Прошедшие тысячу жестоких испытаний, они любили нравиться и возбуждать любовь и не пренебрегали такой возможностью.
В начале этого года можно было даже сказать, что у них было слишком много друзей. И Анжелика начинала сожалеть, что не может поддерживать отношения со всеми.
Хотя враги, казалось, были обезоружены, это не означало, что они все прекратили борьбу. Мадам де Кастель-Моржа открыто показывала свою неприязнь. Но она была противником, к которому Анжелика чувствовала сострадание. Ее не любили. Канадцы, родившиеся здесь, упрекали ее в том, что она вмешивается в дела колонии, в которых она ничего не понимает даже после нескольких лет пребывания в Канаде. В ней была какая-то прирожденная неуклюжесть, она всегда действовала невпопад. А ее муж Кастель-Моржа не отличался святостью. Он утешался тем, что был одним из самых постоянных клиентов отдельных кабинетов, созданных для любви, которые мадам Гонфарель содержала в здании позади своей гостиницы. Это был настоящий караван-сарай, куда с трудом смогли бы проникнуть люди строгих нравов и полиция. Общественное мнение оправдывало поведение Кастель-Моржа. настолько поведение его супруги вызывало осуждение.
Чрезмерное усердие, с которым она защищала своего исповедника, отца д'Оржеваля, превратило ее в посмешище. Все знали, что у нее есть единственная настоящая привязанность — ее любимый сын, красавец Анн-Франсуа. Но и здесь ей не повезло. Возвращение из лесов молодого авантюриста, которого она так ожидала, сопровождалось самыми несчастными последствиями, и сын обвинял в этом мать.
В довершение всех неприятностей он во время своего путешествия подружился с Флоримоном де Пейраком и жил у него в замке Монтиньи. Там оба храбрых путешественника, поощряемые графом де Пейраком, работали вместе с д'Урвилем и геометром Фальером над картами и описанием путешествия к Великим Озерам, которое они вместе совершили.
Наконец, самым страшным для Сабины Кастель-Моржа было то, что ее обожаемый сын питал самое пылкое восхищение, а по правде сказать, самые нежные чувства к Анжелике, которую его мать считала своей ненавистной соперницей.
Анжелика улыбалась, видя это увлечение молодого человека, и не обращала на это внимания, пока изъявления этой любви, живущей в сердце и воображении Анн-Франсуа, ограничивались стремлением всячески услужить ей, когда к этому представлялся случай, и красноречивыми взглядами его красивых черных глаз. Однако она понимала, что это не способствовало налаживанию отношений с Сабиной де Кастель-Моржа.
Дамы-благотворительницы старались не иметь дела с Сабиной после ее выстрела из пушки. После обсуждения ее не исключили полностью из святого сообщества. Мадам де Меркувиль сказала Анжелике, что ей оставили возможность навещать своих «стыдливых бедняков» — то есть бедняков или бедствующих, о которых забывают или которые остаются без помощи потому, что они из робости или из гордости не жалуются. У мадам де Кастель-Моржа было несколько подопечных людей и семей, которым она втайне помогала. Ей не решились запретить продолжать заниматься ими, так как она стремилась совершать эти добрые дела, хотя больше из гордости и упрямства, чем из чувства милосердия.
— И кроме того, она такая нетактичная и такая нелюбезная, что даже те, кому она помогает, ее боятся, — вздохнула мадам де Меркувиль.
Анжелика обладала чувством справедливости, которое побудило ее встать на защиту Кастель-Моржа. По ее мнению, эта женщина становилась неприятной потому, что в семейной жизни она была не понята и несчастна. Никто не ценил ее привязанности. Кроме того, Анжелика не разделяла мнения канадских дам, что Сабина некрасива. В Версале она привыкла с первого взгляда оценивать внешность женщины и ее возможности. Она думала, что при дворе мадам де Кастель-Моржа, при ее красивом очертании рта, груди, скульптурные формы которой угадывались несмотря на стягивающие ее безобразные приспособления, при ее одновременно трагических и томных черных глазах, могла бы не только привлечь к себе внимание. Она бы нравилась. Но она была не на своем месте в Квебеке, она не сумела заставить оценить себя.
В день Богоявления солдаты, изготавливающие священный хлеб, двигались к церкви под звуки флейт и барабанов и таким же образом вернулись после мессы.
После полудня в семинарии было театральное представление. Участвовали учащиеся различных школ, молодые девушки и молодые люди общины.