Толпа зрителей молчала, не шевелилась. Шериф осторожно положил Библию на стол, около сплетенных пальцев судьи, и снова ничто вокруг не шевельнулось, только трепетные тени скользили и сливались друг с другом да летели лепестки акаций. Потом миссис Армстид встала; она стояла, опять - или все еще - ни на что не глядя, прижав руки к животу.

- Мне, наверно, можно теперь уехать? - сказала она.

- Да,- сказал судья, - Если только вы не хотите...

- Так я, пожалуй, поеду,- сказала они. - Путь ведь не близкий.

Она приехала не в фургоне, а на одном из своих отощавших от бескормицы мулов. Какой-то мужчина пошел следом за ней через рощу, отвязал мула, подвел его к ближайшему фургону, и она со ступицы села в седло. Все снова поглядели на судью. Он сидел у стола, по-прежнему сложив руки, но голова его уже не была опущена. И все же он не шевельнулся, пока шериф, перегнувшись через стол, не сказал ему что-то, и только тогда он очнулся, пробудился легко и спокойно, как пробуждается старик от своего чуткого старческого сна. Он убрал руки со стола и, опустив глаза, произнес, словно читал по бумаге:

- Талл против Сноупса. Оскорбление...

- Да! - перебила его миссис Талл. - Дайте мне слово сказать, прежде чем вы начнете.- Она подалась вперед, глядя мимо Талла на Лэмпа Сноупса. - Ежели вы думаете, что можете облыжно выгораживать Флема и Эка Сноупса из...

- Не надо, мамочка... - сказал Талл.

И тогда она обратилась уже к Таллу, не изменив ни позы, ни тона, даже не запнувшись:

- Ты мне рот не затыкай! Позволить Эку Сноупсу, или Флему Сноупсу, словом всей этой Уорнеровой шайке выволочь тебя из фургона и колотить чуть не до смерти об мост, - это ты готов. А когда дошло до того, чтобы притянуть их к ответу за нарушение твоих законных прав и наказать, тут тебя нет. Потому что это, видите ли, не по-соседски. А валяться во время сева, в самую страду, покуда мы вытаскивали занозы из твоей рожи, - это по-соседски?

Но шериф уже кричал:

- К порядку! К порядку! Не забывайте, что вы в суде!

И миссис Талл замолчала. Она села на скамью, тяжело дыша, уставившись на судью, который продолжал, словно читал по бумаге:

- Оскорбление действием, нанесенное Вернону Таллу посредством одной лошади, не имеющей клички и принадлежащей Экрему Сноупсу. Телесные повреждения наличествуют, ответчик явился. Свидетели - миссис Талл с дочерьми...

- Эк Сноупс тоже все видел,- сказала миссис Талл, уже не так сердито. Он был там. Подоспел в самое время и все видел. Пусть только попробует отпереться. Пусть только поглядит мне в глаза и посмеет сказать, что он...

- Позвольте, мэм, - сказал судья. Он сказал это так спокойно, что миссис Талл примолкла и стала вести себя сдержанно, почти как всякий разумный и смирный человек. - Никто не оспаривает тот факт, что ваш муж пострадал. И никто не оспаривает, что пострадал он из-за лошади. Закон гласит, что если человек имеет скотину, которая, как ему известно, представляет опасность для окружающих и если эта скотина ограждена и отделена от общественного выпаса забором или загородкой, способной оградить и отделить ее от упомянутого выпаса, то, если кто-либо войдет за этот забор или загородку, независимо от того, известно ему или нет, что скотина, там содержащаяся, представляет собой опасность, это действие является нарушением права собственности, и владелец скотины не несет ответственности за последствия. Но коль скоро скотина, представляющая для окружающих опасность, более не ограждена означенным забором или загородкой, преднамеренно или непреднамеренно, с ведома или без ведома владельца, то владелец несет ответственность за последствия. Таков закон. Нам остается лишь установить, во-первых, кому принадлежит лошадь, и во-вторых, представляет ли она опасность для окружающих в соответствии с буквой упомянутого закона.

- Ха! - сказала миссис Талл, точь-в-точь как Букрайт. - Опасность! Спросите у Вернона Талла. Спросите у Генри Армстида, какие это были кроткие овечки.

- Позвольте, мэм, - сказал судья. Он посмотрел на Эка.- Выслушаем ответчика. Отрицает ли он принадлежность лошади?

- Чего? - сказал Эк.

- Эта ваша лошадь чуть не убила мистера Талла?

- Да, - сказал Эк.- Моя. Сколько я должен зап...

- Ха! - снова сказала миссис Талл.- Еще бы он стал отрицать, когда там их было, по крайней мере, человек сорок, таких же дураков, как и он, потому что, будь они малость поумнее, и духу ихнего там не было бы. Но даже дурак может подтвердить то, что видел и слышал, - так вот, по крайней мере, сорок человек слышали, как этот техасский душегуб отдал лошадь Эку Сноупсу. Заметьте, не продал, а отдал.

- Что? - сказал судья.- Как так отдал?

- А вот так, - сказал Эк.- Отдал, да и все тут. Мне жаль, что Талл ехал через мост в это самое время. Сколько я должен...

- Постойте,- сказал судья.- А вы ему что дали? Вексель? Что-нибудь взамен?

- Нет,- сказал Эк.- Он просто указал на нее, когда она бегала в загоне, и сказал, что она моя.

- А дал он вам купчую, или дарственную, или какой-нибудь письменный документ?

- Да у него на это и времени-то не было, - сказал Эк. - А после того как Лон Квик позабыл затворить ворота, всем было уж не до писанины, даже ежели б это и пришло кому в голову.

-. Это еще к чему? - сказала миссис Талл. - Эк Сноупс сейчас только сам признал, что это его лошадь. А ежели этого вам мало, так там у ворот целый день торчало еще сорок бездельников, которые слышали, как этот антихрист, который дуется в карты и жрет виски...

Но тут судья остановил ее, подняв руку в огромной, первозданно чистой манжете. Он не смотрел на нее.

- Постойте, - сказал он. - А что же он тогда сделал? - спросил он Эка.

- Просто подвел к вам лошадь и передал веревку из рук в руки?

- Нет, - сказал Эк.- Ни он, ни кто другой не надевал на лошадей веревку. Он просто указал на эту лошадь и сказал, что она моя, а потом распродал остальных, сел в коляску, попрощался и уехал. А мы взяли по веревке и пошли в загон, только Лон Квик позабыл затворить ворота. Мне очень жаль, что из-за нее мулы Талла выволокли его из фургона. Сколько я ему должен? - Но тут он замолчал, потому что судья уже на него не смотрел и, как он понял через секунду, не слушал его. Вместо этого судья откинулся назад, в первый раз за все время, уселся поудобнее на своем стуле, слегка наклонив голову и держа руки со сплетенными пальцами на столе перед собой. С полминуты все молча смотрели на него и только тогда поняли, что он молча и пристально глядит на миссис Талл.

- Так вот, миссис Талл, - сказал он.- Из собственных ваших показаний явствует, что Эк никогда не был владельцем этой лошади.

- Как? - переспросила миссис Талл совсем тихо. - Как вы сказали?

- По закону никакая собственность не может быть подарена словесно. Акт дарения должен быть закреплен документом, либо заверенным, либо подписанным собственноручно, либо фактическим вводом во владение. В соответствии с вашими показаниями и показаниями Эка Сноупса, он ничего не дал техасцу взамен лошади, и согласно показаниям Сноупса, техасец не дал ему никакого документа в подтверждение того, что лошадь принадлежит ему, а из его показаний и из того, что мне самому стало известно за последние четыре недели, явствует, что никто еще не поймал ни одну из лошадей и не накинул на нее веревки. Итак, Эк не вступал во владение лошадью. Техасец мог бы с тем же успехом подарить ту же самую лошадь еще десяти людям, стоявшим в тот день у ворот, и ему даже незачем было бы извещать об этом Эка; а сам Эк мог бы передать все свои права на нее мистеру Таллу прямо на мосту, где мистер Талл лежал без сознания, ему довольно было бы просто подумать об этом, и права мистера Талла были бы столь же законными, как и права самого Эка.