– Вместе с кровью из нее вышел и плод, – закончил он. – Уже ничего нельзя было сделать. Он скончался раньше, чем она изошла кровью. – Обеими руками он сжал основание солнечных часов. Костяшки пальцев побелели. – Мы оставались в Москве. Двор находился в Петербурге. Всем просто объявили, что она погибла в результате несчастного случая. Обо всем остальном можно было только догадываться, и я не имел ни малейшего намерения опровергать поползшие слухи, говорить правду.

– Правду о том, что ты убил свою жену в припадке ревности? Или правду о том, что она оступилась и упала? – Софи положила ладони на его руки, по-прежнему сжимающие камень. – Ты не мог толкнуть ее, Адам.

– Откуда ты можешь знать, если я сам этого не знаю?

– Потому что я знаю тебя, – убежденно ответила Софья. – Я знаю тебя как себя, как того ребенка, что растет у меня внутри. Мы стали частью друг друга, и я точно знаю, что, как бы ни был силен твой гнев, как бы глубоко ты ни был оскорблен, ты не в состоянии никому причинить зла таким способом. Это все равно как если бы… Если бы Борис Михайлов ни с того ни с сего взял и покалечил лошадь. Может, это сравнение тебе покажется немыслимым, но я хочу сказать, что есть действия, которые просто неестественны для определенного человека, просто невозможны для него – несмотря ни на какие провокации. – Внезапно схватив Адама за руку, она резко развернула его лицом к себе. – Ты сам знаешь, что не делал этого.

– Но хотел, – глухо ответил он. Софи понимающе кивнула.

– Тебя мучает вина не за поступок, а за намерение.

– Ты хочешь сказать, что она заслуживала этого?

– Нет, – уверенно покачала она головой. – Никто не заслуживает подобной смерти.

Она не отрываясь смотрела ему в лицо. Черты его, искаженные гримасой мучительного страдания, постепенно разглаживались, но в глазах стояли слезы. Взяв за руку, она потянула его за собой и усадила на траву, потом положила голову себе на колени и прижала к животу, где ждал своего часа выйти на свет его ребенок.

– Что значит в положении? Отвечай немедленно, мерзавка!

– У нее будет ребенок, клянусь Богом, ваша светлость!

Хлюпая носом и вся дрожа, Мария снопом повалилась в ноги своему взбешенному господину. Как гонец, принесший плохие вести, она покорно склонила голову перед его беспредельной яростью, понимая, что скрывать это известие оказалось бы стократ хуже. Только полная правда могла исчерпывающе объяснить отказ молодой княгини от услуг такой опытной горничной; Марию хладнокровно и без лишних слов отослали из Киева в Петербург доложить господину о том, что в ней больше не нуждаются. А такого Дмитриев не спускал никому. Он был в полной уверенности, что Мария следит за княгиней постоянно. Теперь она этого делать не в состоянии, и виновник за это заплатит сполна.

– После того как мы сошли с корабля, она не позволяла мне за собой ухаживать, но я и так все узнала, барин!

– Каким образом? – В мрачной обстановке усыпальницы, в которую превратился Дмитриевский петербургский особняк, вопрос прозвучал как стук ледяной глыбы.

Мария дрожала так, что почти не могла говорить. Вдруг князь сочтет, что причиной неверности княгини стала ее, горничной, нерадивость?

– На корабле уже стало ясно, барин. Княгиня не очень хорошо себя чувствовала, ее тошнило… – Не поднимая головы, она теребила передник. – А еще, барин, с тех пор как она приехала в Киев, у нее не было… не было… ну того, что приходит к женщине ежемесячно, – с трудом выговорила служанка. – Она не позволяла мне стирать ее белье… чтобы я не заметила… но мне удалось поговорить с прачкой графини Браницкой, которая стирала и для княгини, барин. И та сказала, что не видела… не видела никаких признаков, что…

– Я прекрасно понял, – рявкнул князь, поддав ногой коленопреклоненную фигуру. – У тебя был приказ не сводить глаз с княгини и докладывать мне обо всем – слышишь меня? – обо всем, что покажется тебе необычным. Почему ты не сообщила мне о своих подозрениях раньше? – Он еще раз ударил ее, и Мария скорчилась на полу, скуля от страха.

– Христа ради, барин, я ничего не подозревала до тех пор, пока она не отослала меня назад из Киева и не уехала с графом…

– С графом? С каким графом?

– Это… это польский граф, барин, который часто к вам приходил…

Адам Данилевский! Дмитриев резко развернулся на каблуках, на секунду забыв о стоящей на коленях посередине ковра и непрестанно подвывающей и всхлипывающей Марии.

– Граф поехал сопровождать ее, – тем временем продолжала служанка, не забывая всхлипывать. – Императрица повелела ему проводить княгиню в имение к ее деду.

– Ты когда-нибудь замечала особую близость между графом и твоей госпожой?

– Нет, барин, – в полном отчаянии признала Мария очередное свое упущение. – Может, это не он…

– Идиотка! – взорвался князь и снова повернулся к ней лицом. – Откуда тебе знать, он это или не он? С кем проводила время княгиня?

– С графиней Браницкой… – Она повалилась ничком, обхватив руками голову и зарыдав в голос при виде занесенной плетки.

– Не женщины!

– С французским герцогом, барин, с прусским принцем, барин…

– С кем еще? – Дмитриев прекрасно понимал, что в интрижках с иностранными послами жену обвинить не удастся. Царица этого никогда не допустит. Признание унизительного положения обдало его жаром. Он оказался попросту одурачен императрицей, которая смеялась за его спиной, отсылала прочь только для того, чтобы в это время его жена смогла развлекаться в свое удовольствие с каким-то… смогла понести! Не его собственного законного наследника, а ублюдка! Его бесплодная жена оказалась в состоянии… На него накатывали волны неописуемой ярости, одна страшнее другой. Голицыны все-таки одолели его, втоптали в грязь этим последним, убийственным унижением.

Мария ревела в голос, тщетно пытаясь найти ответ на заданный вопрос, но никак не могла припомнить Софью Алексеевну в уединенном обществе с мужчиной.

– Пошла прочь отсюда! – снова замахнулся ногой Дмитриев. – И чтобы я больше не видел твоей рожи, если тебе дорога своя шкура! – Служанка вскочила и пулей вылетела из комнаты, только ее и видели.

С выявлением любовника можно подождать. Обжигающий гнев уступил место ледяному спокойствию. Он отомстит своей бесчестной жене самым изощренным образом.

Даже если все будут изумлены суровостью этой мести, никто, в том числе и сама императрица, не сможет помешать ему, тем более когда будут предъявлены неоспоримые доказательства супружеской измены. Софья Алексеевна в муках проведет оставшиеся дни всей своей, как он надеялся, долгой жизни; его же собственная жизнь будет скрашена сознанием того, что он отомщен.

К концу сентября князь Дмитриев собрал внушительный вооруженный отряд из собственных слуг. Верхом и без помех они смогут добраться до Берхольского за три недели.