Кабан недовольно мотал башкой, порыкивал, а я ужасно боялась, что в любую минуту его дикая сторона возьмет верх, и он легким ударом копыта переломает мне ноги или ребра.

Но вдруг кабан издал усталое, утробное урчание, потоптался на месте и как подкошенный повалился на бок, предлагая почесать ему пузо.

Я медленно сползла с его жесткого щетинистого бока и села на корточки, отдуваясь, не в силах поверить, что случилось столь необходимое мне чудо.

Оказывается, прошло всего несколько секунд; даже позы стоящих вокруг людей не изменились. Но глазели они вовсе не на меня. Ошарашенные лица были обращены на навес над помостом.

Подняла голову и я. Балки совсем покосились. Под тяжестью брезента они все больше подавались вниз; еще секунда, и они рухнут!

Перед помостом застыла хрупкая фигурка мальчика. Он раскинул руки и задрал голову вверх, как будто пытаясь взлететь.

— Ланзо, отойди! Что ты делаешь! — крикнула я, но из горла донесся лишь хрип.

И тут произошло второе чудо. Медленно-медленно, со скрипом и стоном, балки подались вверх, потом вбок, как будто их кто-то тянул на канате.

Толпа ахнула и дружно подалась назад. Стояла такая тишина, что можно было услышать, как пролетает муха.

Потом тишину разорвал надсадный скрип древесины. Навес продолжал тянуться вбок, он подрагивал, влекомый невидимой рукой!

— Что происходит? — растерянно вопросил голос из толпы. — Что за чертовщина?!

Я вскочила на ноги, подбежала к Ланзо и все поняла.

Он вздрагивал всем телом и часто дышал. На его лице было застывшее, отрешенное выражение, какое бывает у сенситивов в глубоком трансе, когда они проделывают сложные манипуляции с энергетическими полями.

Ланзо удерживал навес и не давал ему рухнуть!

Потрясающе! Одаренных такой силы мне не приходилось встречать! Ланзо интуитивно владеет искусством перемещать вещи на расстоянии — телекинезом!

Но это может плохо для него кончиться. Ему самому нужна помощь!

В этот момент навес дрогнул, мягко сполз набок, и с грохотом обрушился на землю. Но вреда он уже никому не причинил: и выступающие, и зрители давно успели отбежать на безопасное расстояние.

Ланзо уронил руки и медленно сел на корточки, обхватив себя за колени.

Я опустилась рядом и сжала его виски ладонями. Я вливала в него свои энергетические потоки — они уже едва мне подчинялись — и говорила:

— Ланзо, миленький, посмотри на меня! Вернись! Вернись немедленно! Ты больше не должен этого делать. Ну же!

Он медленно открыл глаза и слабо улыбнулся. Из правой ноздри у него побежала струйка крови.

— Все целые? — спросил он едва слышно. — Никого не зашибло?

— Никого.

— Регина собиралась выступать... я боялся, что она...

Я бросила взгляд в толпу. Бледный как смерть Корнелиус стоял поодаль и держал Регину на руках. Рядом застыла ее гувернантка, сжав щеки ладонями в жесте ужаса.

Регине с самого начала ничего не грозило; ее отец успел увести ее, но я не стала говорить об этом Ланзо.

Наконец, люди зашевелились и начали к нам подходить. Они вполголоса и очень сердито переговаривались:

— Это он? Мальчишка? Он двигал эту махину?

— Колдовство! — резко выкрикнул чей-то скрипучий голос. — Магия! Это все из-за нее, этой учительницы!

— А мальчишка-то настоящий колдун, — добавил третий, испуганный голос. — Он и сглазить, наверное, может.

— Весьма, весьма любопытно... — лениво протянул тот самый усатый господин, который недавно подходил к нашему прилавку вместе с бургомистром. И Флегг был тут же: он хмурил брови и что-то бормотал. Столичные гости за его спиной возбужденно переговаривались. Директор Степпель тяжело дышал, приложив к груди ладонь.

— Посиди, Ланзо, не вставай, — я удержала мальчика за плечи. А он вдруг обнял меня за шею, прижался губами к уху и прошептал:

— Госпожа Верден, я сам не удержал бы навес... Я начал, но потом понял, что не справлюсь. У меня плохо получалось управлять теми серебристыми линиями… ну, которые я вижу. Мне кто-то помог... я это чувствовал.

— Кто? Кто тебе помог?

— Не знаю...

В этот момент меня грубо толкнули в плечо, и я чуть не упала. Виктор Лукаш подхватил сына на руки и с дикой злобой бросил в мою сторону:

— Ведьма! Что ты натворила с моим сыном, дрянь!

— Виктор, послушайте… — заговорила я гневно, но он уже ушел прочь, унося Ланзо. Мальчик опустил голову на его плечо, уборщик крепко, но бережно держал сына и выглядел до смерти перепуганным. Более того: на его лице было отчаяние.

— Дайте Ланзо сладкого чая, и он быстро придет в себя! — крикнула я ему вслед. Пусть Виктор и был плохим отцом, но в этот миг я была уверена, что он позаботится о сыне.

Со второй попытки я поднялась. Мельком глянула на кабана: тот лежал как мертвый, но его бок мерно поднимался и опускался, подергивалось волосатое ухо.

Громко заговорил бургомистр Флегг, разрядив ситуацию:

— Все хорошо, что хорошо кончается! Мы должны поблагодарить госпожу Верден. Она проявила хладнокровие в непредвиденной ситуации и пришла на выручку своим ученикам! Только благодаря ее смекалке и ее дару катастрофу удалось предотвратить!

После томительной паузы раздались несмелые хлопки, а потом и все разразились аплодисментами.

— Спасибо вам, госпожа учительница! Спасибо! — выкрикнула госпожа Ракочи, и госпожа Барбута подхватила:

— Ловко вы это все уладили! И кабана завалили, и мальчишку остановили! Я такого даже в синематографе не видела!

Я выпрямилась и поправила косынку, стараясь выглядеть невозмутимо. Что было непросто. Потому что, несмотря на аплодисменты, далеко не все направленные на меня взгляды лучились восторгом и благодарностью. Злых и настороженных взоров хватало с избытком.

Бургомистр Флегг взял из рук помощника рупор и забубнил:

— Господа, праздник продолжается! Забудем же поскорей это досадное происшествие. Нас почтили присутствием столичные гости; покажем же им все чудеса нашего маленького, но прекрасного города! Сейчас на площади у городской ратуши будут танцы и конкурсы. А завтра нас ожидает нечто небывалое: бал и фейерверк в лесном особняке, чья история потрясает воображение жителей Крипвуда на протяжении уже двух веков! Оркестр, музыку!

Несмотря на призывы бургомистра, люди не торопились расходиться. Им было что обсудить, и было на что поглазеть.

Рабочие споро убирали обломки навеса, а я стояла, опустив плечи, и не знала, что делать. Навалилось такое изнеможение, что хотелось лечь рядом с кабаном и закрыть глаза.