Не подозревал этого и Одинец, когда на следующее утро покинул остров и ушел в лес.

А днем пришел охотник, надел на ноги широкие лесные лыжи, взял в руки длинный шест и медленно стал подвигаться по болоту.

Лыжи он достал в деревне у крестьян. Они были настолько широки, что не погружались в топкое болото под тяжестью человека. Вода смывала его следы.

Достигнув острова, охотник положил ружье на кочку, счистил ржавый ил с лыж и, связав, перекинул их за спину.

Остров был невелик. Охотник сразу нашел в густой заросли узкий коридор – тропу зверя – и стал осторожно подвигаться по ней.

«Беда, если столкнемся на тропе! – думал он, опасливо поглядывая вперед. – Податься некуда, сотрет в порошок!»

Тропа была проложена в частом еловом и сосновом подросте. Заросль справа и слева стояла плотной стеной. Не было никакой надежды продраться сквозь сомкнутый строй частых стволов.

Но узкий коридор скоро кончился. Лес поредел. Тропа повела сырой и темной глушью, извиваясь в колоннаде высокоствольных столетних деревьев.

А еще дальше начались светлинки с отдельными громадными елями и соснами, у ног которых кой-где жались такие жалкие осенью прутики лиственного молодняка.

Кое-где на открытых местах торчали из земли обросшие лишаями камни.

«Что я! – вспомнил вдруг охотник. – Ведь он почует мои следы!»

Он остановился и, стараясь не шуметь – зверь мог быть рядом, – развязал и надел лыжи. Шагать в них было трудно: приходилось высоко поднимать ноги и выбирать гладкую землю, чтобы не споткнуться.

«Как в колодках, – думал охотник. – Зато подойду к лежке, точно по воздуху: от лыж на земле останется только запах болота».

Он подошел к большому камню, вокруг которого земля была взрыта копытами лося. За камнем – под елью – заметил небольшое углубление, черные проплешины земли, помятую траву и много волосков лосиной шерсти.

«Валялся тут, – подумал охотник. – А может быть… Да чего «может быть»: вот же она – лежка!»

Он огляделся.

Шагах в сорока от ели стояла большая сосна. Ветви донизу; как раз то, что надо.

Прошлепав к ней на лыжах, он взобрался по ветвям и, развесив на обломках сучьев ружье, лыжи, мешок с едой, вытащил топорик из-за пояса и стал устраивать себе лабаз. Через пять минут настил из сучьев между двух ветвей был готов.

«Теперь хозяин может пожаловать!» – весело подумал охотник, поудобней примащиваясь на своем воздушном сиденье. Ружье с предохранителем на F (огонь) лежало рядом. Лежка Одинца была как на ладони. Оставалось только запастись терпеньем и ждать до вечера, всю ночь, до нового утра, – пока зверю заблагорассудится прийти. Еды охотник захватил с собой на целые сутки.

Время проходило, день уже клонился к вечеру, а Одинец все не шел.

Первые часы ожидания пролетели незаметно для охотника. Он был уверен, что на этот раз одолеет осторожного зверя.

Он представил себе, как в назначенный день снова соберутся его товарищи и будут его ждать. Он запоздает.

Наконец дверь откроется, и он войдет, держа огромную голову лесного великана за рога. Все ахнут. А он скажет, глядя на покрасневшую девушку:

– Я охотник, я не член общества покровительства животным!

Или что-нибудь в этом роде – красивое и злое.

…Громкое хлопанье крыльев заставило охотника вздрогнуть и раскрыть глаза.

Черный глухарь с треском уселся на ели над лежкой зверя.

«А, приятель! – подумал охотник. – И ты, оказывается, здесь? Ну врешь: теперь уж меня не напугаешь!»

Он вспомнил первую ночевку в лесу, свой дикий страх в сумерках – и улыбнулся.

Темнело. Хмурое небо низко нависло над лесом: ночь обещала быть ненастной.

Охотник думал о том, что вот теперь он забрался в самое сердце леса, в самый его сокровенный уголок, но прежнего страха не чувствует. Знал, что если случится с ним несчастье здесь, то ни один человек не догадается даже, где его искать, – но был спокоен за себя.

«Это я так привык к лесу, – думал он. – Как дома. А она говорит, что я ничему не научился здесь. И с лесными жителями познакомился».

Глухарь то и дело поглядывал вниз, на лежку. Его гибкая шея уже не казалась охотнику так удивительно похожей на черную руку, как тогда – на осине.

Скоро совсем стемнело. Охотник решил не спать ночь: еще проспишь зверя.

Старался представить себе, как живет здесь старый лесной великан.

Тут его дом. Часами лежит он в сырой яме под темной столетней елью. Брюхо его мокнет, от него несет козлом. Но он ничего не замечает: думает свои дремучие думы.

Громадный, такой неуклюжий с виду, несуразный зверь! Он могуч и смел, его все боятся в лесу. Он в этом краю последний из великанов-лосей.

…И мысли охотника унеслись в глубь времен. Не семьдесят коротких верст отделяли его теперь от родного города, а долгие темные века. И, вспомнив о камнях, разбросанных по всему лесу, он думал о том, что было время, когда не было здесь ни людей, ни лосей, а было древнее море. Потом с холодного севера надвинулись мертвые белые ледники. Они камни растирали в порошок, двигали скалы, гнали все живое на своем пути.

Прошли века. Ледниковое море опять отступило далеко на север. На дне древнего моря выросли густые леса, в лесах поселились птицы и звери. Они были хозяевами здесь, пока не пришел человек. Прошло так мало времени – и человек овладел всем…

Охотник крепко спал, охватив руками толстый сук, щекой прижавшись к жесткой, шершавой коре дерева.

___________________________________

А Одинец тем временем подошел к болоту, опустился на задние ноги и заскользил по трясине.

Вечером никто не откликнулся на его рев, и зверь успокоился. Холодная вода, вымочив ему брюхо, совсем охладила его боевой пыл. Чутье его обострилось, привычная осторожность вернулась к нему.

Он вышел на берег острова, потянул в себя воздух – и разом почувствовал тревогу.

Он опустил храп к земле, – и земля сказала ему, что по ней прошел человек.

Шевеля ушами, Одинец шагнул по следу. Чем дальше, тем след сильнее пахнул.

Сомнений быть не могло: то был тревожный дух человека с железом. Дух этот был ему хорошо знаком: человек с ружьем вот уже сколько времени не дает ему покоя, то и дело становится ему поперек пути.

Старый лось без труда запоминал запахи, видеть ему не было нужды. Он ступил еще – и на кочке почуял холодный запах железа (к этой кочке охотник прислонил ружье, когда уселся снимать лыжи). Запах железа – запах смерти. И этот запах в тайном убежище Одинца!

Ярость заклокотала в груди зверя. Он двинулся вперед, все мускулы его напряглись, тело стало как камень.