Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты собираешься сделать?
— Ничего, — звенящим от радости голосом заявила она.
Рутковский отдельно выговаривая слова, отрезал:
— Воробушек, это твои женские дела. Тебе лучше знать, как решить проблему. Сама понимаешь, нам это ни к чему, ни тебе, ни мне.
А ещё он ей сказал, что никогда не любил её и их связь была необходимостью. Война.
За ним хлопнула дверь. Похоже он ушёл злой и раздосадованный. Галя в отчаянии треснула по подоконнику ладонью. Подождала пока он спустится и выйдет к машине. Так скоро не получилось. Значит, с кем-то застрял в коридоре. Всем непременно надо сунуть свой нос в её жизнь. То одна, то другая при каждой встрече сверлила её пронзительным осуждающим взглядом. Какое им дело, чёрт подери, до того с кем она спит! Что они не понимают происходящее, тогда чего так пялятся, как будто она шпионит в пользу Гитлера. На что вызверились?… Может быть на то что он такой старый? Так что в этом плохого. Положение, финансы и опыт. Может потому что она не законная жена, так это дело наживное, так сказать — процесс времени. Да и свяжись она с каким лейтенантом ни кто б внимание не обратил. А это прям живьём съесть готовы? Значит, его положение не даёт спокойно народу жить? Завидуют. Ещё бы не завидовать такой подарочек. Она сама себе завидует. Вот нет же его… Застрял в коридорах. Не вышел. Непременно какая — то дрянь поймала и плетёт на неё. Появился, закурил. "Как бы там не было, но ты попался голубчик!" Проводила его ладную фигуру, нырнувшую в брюхо машины, и… всё же заплакала. Всё было так расчудесно, откуда свалилась та его старуха. Но ничего, она рано обрадовалась, думает выиграла, а бой только начинается. "И это тебе, дорогой, ребёнок ни к чему, а мне в самый раз. Прибежишь, как миленький. Отцовские чувства взыграют, а они у него на высоте. Твоя дочь, сокол мой, выросла и не нуждается в отце. А моя беспомощная крошка только родится. Моему ребёнку нужно внимание, любовь и… отец. А если мне повезёт и родится сын, о котором ты, как рассказывал, в тайне мечтал всегда, тебя за уши от меня не оттянешь. Посмотрим, чья возьмёт — её или моя! Я нагромозжу столько барьеров, что лошадка его любимая не перепрыгнет".
Через две недели он появился вновь и был весьма удивлён её бездействием:
— Ты сошла с ума… — только и смог выдавить он из себя, подавившись дымом.
Оказывается первый испуг прошёл, но новая угроза беды надвигалась неумолимо. Вот тогда он впервые понял, что начнётся нечто несвойственное ему- ложь. Понял как заигравшись подлез под самый огонь. Ему пятьдесят, какой к чертям собачьим ребёнок… Стало тошно и не просто тошно, а жутко. Все планы рушатся, как карточный домик. Впереди ждал скандал. Этот же его позор, узнают все — Люлю, Ада… А его имидж образцового семьянина. Представив, как развлекутся его сослуживцы, заскрипел зубами. Куда он влез… Это же на всю жизнь закабалился. Напрягая мысли, он неподвижно смотрел перед собой, и тяжкие думы подтачивали, как червь его душу. Глубоко вздохнув, заявил ей, что между ними всё кончено и он никогда ни за что не покинет жену и дочь, которых любит. Пусть даже не тешит надежды, он останется с семьёй.
Её отведённые в сторону глаза блестели. Она зло и насмешливо прошептала ему в спину: — "Ну, а теперь посмотрим, чья чаша перевесит…" Естественно, ему не дано было это услышать.
Растерянный, не знающий ещё чем вся эта затея с ребёнком кончится, он летел по коридору. У самого основания лестницы подошла старая санитарка и глядя в лицо своими выцветшими от времени и слёз глазами, в лоб сказала:
— Смотреть соромно! Шёл бы ты отсюда, товарищ начальник, не твоя то доля. Слеп ты с нашим братом. Воюй, там ты герой, а бабы не про тебя. Хоть и орёл ты статью, а разума насчёт бабьего подола никакого. Жинка золотая с донечкой бают у тебя тут, так зачем тебе сердце им, нехристь, рвать. К тому же курица, которая смолоду подолом метёт и сладко жить хочет за чужой счёт не опора мужику. Про тяжёлую минуту тоже думать надо. Про каждый день встречающую и провожающую жизнь не забывать, праздники так редки. Так-то вот, соколик!
Буркнула и пошла себе к стене подалее. У него испортилось настроение совсем. Как колотушкой по голове. Стоит, ни вперёд, ни назад. Почувствовав, что ноги затекли и стали ныть в коленях, потоптался. Но отлепиться от пола от неожиданности не мог. Он был в ужасе. "Все в курсе. Все!" Поймав укоризненный взгляд женщины, всё же совладав с собой, выскочил на свежий воздух. "Вот ведьма!" Мысли катались, как шары в барабане. А на что ты рассчитывал? Не страус же в самом деле… сколько можно прятать голову в песок. Дохорохорился. Что он теперь сможет сделать? Повиниться перед Юлией и рассказать ей всё начистоту? А, если она бросит его? Запросто такое может случиться, вранья она не потерпит. Ему точно хана. Лучше пугающая неизвестность. Он испытал презрение к самому себе. Вертеться не его путь. Опять же неустойчивый. Шаткий. Возможно, и можно многое скрыть, но вот последствия… Тем более барышня оказалась непредсказуемая. Минуты тянулись… Выкурив сигарету, приказал ехать к жене. Боясь сорваться, он знал, где получить успокоение- Юлия. Нервы сдали. Ещё бы им не сдать. Он не железная машина, наконец, чёрт возьми! Рядом с жалостью расправляла крыло ярость на ту девочку, себя трогать не хотелось. Чувствовал беспомощность перед женской наглостью и себя почти загнанным зайцем. "Что за дела, такого уговора не было. Неужели я ошибся в ней, а если она не послушается меня и оставит ребёнка, вот что тогда? Стоило ли затевать… Так и потерять семью недолго! Ведь рядом Юлия и дочь. До них непременно дойдёт это. И Юлия поймёт, что я таскался к ней после её приезда сюда. Это не сложно, считать-то она умеет. И мои три пальца, её не растопят. Надо, быть аккуратным, принять меры… Возможно следует отправить девчонку отсюда, домой…" Страшно захотелось увидеть Юлию, подставить голову под её тёплую ручку и пожаловаться. Чтоб вытащила, как всегда, из того дерьма в которое он влез. "Но, нет, нельзя ничего ей говорить. Да, да… нехорошо. Ей незачем знать об этом". Он просто посидит с ней рядом. Она умеет его разрядить.
Нарушая все её запреты, не появляться на её пункте связи, (не хотела, чтоб кто-то знал, что она жена Рутковского) он пригнал туда. Офицеры и солдаты опешили. На лицах висел вопрос. Откуда взяться командующему фронтом здесь и для какой цели пожаловал такой высокий гость. Юлия укоризненно, а потом испуганно заморгала глазами. Ей померещилось что-то ужасно кошмарное. Она обомлела и метнулась к нему:
— Что-то случилось? С Адой? На тебе нет лица.
Похоже он искал, но не нашёл нужных слов, чтоб успокоить её.
— Я соскучился! — сказал упавшим голосом он ей, в волнении потирая пальцами лоб.
От неё не укрылось, что он смотрел на неё с каким-то невыразимым мучением и с чрезвычайным волнением. И похоже сам испугался своего голоса. Заверив, что всё нормально, он велел, прилетевшему её начальнику, подменить Люлю солдатом и, взяв за руку, потянул за собой: — "Ты знаешь, моя бедная голова разлетится на тысячу кусков, если я немедленно не окажусь на воздухе". Жена покорно шла, не спуская с него тревожных глаз. Народ, сгрудившийся было невдалеке, отшатнулся. Зайдя в лесочек, в метрах двадцати подступающий к дому, он притиснул её к себе и поцеловал. Она прильнула и, сняв с его головы фуражку, принялась гладить, шепча: