– Возблагодарим Господа, дети мои, – приятным бархатным баритоном произнес папский нунций.

– Аминь, – отозвались мы.

Изысканное общество, собравшееся за столом, состояло из отца – настоятеля, нашей четверки и отца Арнольд о, известного в этих краях под именем Аббат Аббатов. Я с интересом разглядывал эту известную личность, слывшую едва ли не вторым человеком у апостолического престола. Он был высок, весьма дороден и благообразен, как фасад соборасвятого Петра в Риме. Лицо с мясистым носом было не лишено привлекательности, умнью карие глаза смотрели ясно и чуть насмешливо. Весь его холеный аристократичес кий вид наводил на мысль о небезосновательности слухов, намекавших на его герцогское происхождение.

После окончания трапезы сама собой потекла неспешная учтивая беседа. За окнами быстро темнело…

– Прошу простить меня, господа, – принцесса едва сдержала зевок. – Но я вынуждена удалиться…

Мы с Лисом и Сэнди поднялись из-за стола и поспешили откланяться.

– Мессир Вальдар, – услышал я за спиной голос отца Арнольдо, – вы играете в шахматы?

– Да, ваше преосвященство, – остановившись, ответил я.

– Тогда сделайте милость, возвращайтесь сюда после того, как проводите свою очаровательную невесту, – карие глаза Аббата Аббатов масляно взблеснули. – Составьте мне компанию. Представляете, во всей обители нет человека, посвященного в тонкости этой игры.

Я кивком головы поблагодарил господина нунция и вышел. Он посмотрел на меня с нескрываемым сожалением.

– «А вас, Штирлиц, попрошу остаться», – услышал я по мыслесвязи цитату из любимого рейнаров-ского сериала. – Бедный ты, бедный… Всем бай-бай, в люлю, а тебе вращать колеса истории! А впредь тебе наука! В следующий раз будешь выбирать монастырь для стоянки – ищи женский. И Лауре спокойнее, и нам с Сэнди веселее, – хохотнул он.

Процедура отхода ко сну моей уставшей невесты не заняла много времени. Напутствованный ее поцелуем на победу в шахматном поединке, я оставил Лауру отдыхать и направился обратно, вспоминая на ходу хитроумные комбинации игры, которыми надеялся порадовать его преосвященство.

Дверь в покои Аббата Аббатов была чуть приоткрыта, и оттуда доносился знакомый баритон, потерявший свою бархатистость.

– …Смерть вашего легата послужит достойным поводом для начала крестового похода против ереси. Так что, святой отец, скорее пишите свои латинские грамоты, поднимите великий шум, а я разнесу их по Франции, по всему Лимузену, Пуату, Оверни, до самого Перигора. Объявите повсюду индульгенции – от здешних стран до Константинополя, и что тому, кто не вооружится, будет запрещено есть за столом, Ц пить вино, одеваться в ткани пеньковые и льняные, и будет похоронен, как собака! Дописал? Поставь число, – властно приказал нунций. – Так, отлично. Передай письмо Гийому, пусть везет его в Рим, к егосвятейше-ству Иннокентию III. Все! Ступай!

– Слушаюсь, ваше преосвященство, – раздался тихий голос в ответ. Я отпрянул от двери, мысленно благословляя работу сапожника, скроившего такую мягкую обувь, и скользнул в один из боковых коридоров. Затаив дыхание и досчитав мысленно до ста, я двинулся обратно и нос к носу столкнулся с секретарем отца Арнольдо, только что вышедшим из комнаты.

– Его преосвященство может принять меня? – вежливо осведомился я, отвечая на поклон монаха.

– Он ждет вас, мессир, – сообщил он. Аббат Арнольдо, вновь обретший свое благодушное спокойствие и вельможную грацию, приветствовал меня.

– Вы представить себе не можете, как рад я встретить здесь, в этом рассаднике ереси, истинного христианского рыцаря! Вы ведь, кажется, тамплиер?

Я судорожным мышечным усилием удержал свою ползущую вверх левую бровь, ограничиваясь осторожным кивком.

– Надеюсь, – продолжал «мурлыкать» Аббат Аббатов, – суд тамплиеров примерно наказал того еретика-алхимика?

– О да! – не моргнув глазом отвечал я. – Сейчас он находится в одном очень уединенном замке и вряд ли скоро выйдет оттуда.

Его преосвященство удовлетворенно кивнул головой.

– Садитесь, граф де Берсак, – предложил он. – Вы позволите вас так называть? Это звучит более привычно уху истинного провансальца. Надеюсь встретить в вас опасного противника, – пододвигая шахматную доску с уже расставленными на ней фигурами, иронично добавил отец Арнольдо.

– Полагаю, что не обману ваших надежд, – в тон ему ответил я.

– Скажите, мессир Вальдар, – двигая королевскую пешку, начал игру мой противник, – я слышал, вы были последним, кто разговаривал с покойным императором Отгоном….

– О, новости распространяются быстро, – заметил я.

– Нет, – мягко возразил священник. – Это мои люди стараются следить за всем, что происходит в мире.

– Да, ваши люди правильно вас информировали, – отозвалсяя. – Но в смерти его я не повинен.

– Глупая, нелепая гибель… Особенно печально, что она произошла накануне великих свершений. Мы лишились истинного поборника христианской веры. Самого могущественного защитника ее интересов, – в голосе отца Арнольдо звучала искренняя скорбь.

Я внутренне похолодел. Мои самые худшие опасения насчет войны в ближайшее время подтверждались! И не кем иным, а человеком, от одного росчерка пера которого зависело ее начало.

– Император что-то говорил на эту тему, – как можно равнодушнее ответил я, делая вид, что всецело поглощен обдумыванием следующего хода. – Святой престол замышляет новый крестовый поход? Теперь, когда Константинополь в руках истинных христиан и этих проклятых схизматиков оттуда вышибли, дело освобождения Гроба Господня стало намного проще.

– Несомненно, – кивнул аббат, благожелательно на меня поглядывая. – Но речь сейчас о другом. Невозможно пытаться освободить Иерусалим от сараци-нов, когда и здесь, буквально под носом у Рима, католическую веру разъедает моровая язва катарской ереси.

– Неужели это так опасно? – удивленно спросил я. – Прошу простить меня, если этот вопрос неуместен, у нас в Вестфольде, и в Англии, где я последнее время обитал, об этом практически ничего не известно.

В голосе моем звучала искренняя тревога, приличествующая доброму христианскому рыцарю в подобной ситуации.

– Опасней, чем вы думаете! – нравоучительно поднял указательный палец с тщательно полированным ногтем Аббат Аббатов.

– Эти богохульники хуже любых поклонников Магомета! Ибо если тем путь спасения сокрыт изначально, то эти добровольно попрали его! – в голосе аббата Арнольдо звучал праведный гнев. – Катары, или, как их еще называют, альбигойцы, почитают наш мир неделимой вотчиной Врага рода человеческого и считают его, а не Господа нашего Иисуса Христа создателем всего сущего.

– Всего сущего? – переспросил я, изображая возмущение и крайнюю степень изумления. Аббат был прекрасным оратором. Он так умело оперировал подбором фактов, что, если бы я не был знаком с постулатами альбигойства, тотчас же проникся бы звериной ненавистью к этим еретикам.