обнажают реальный масштаб моих переживаний. Меня потряхивает, словно от высокой температуры. Еще секунда — и плотину прорвет. Я шлепнусь на пол и разревусь в полный голос.

— Вася… Васенька, — ласковыми круговыми движениями большого пальца Артём поглаживает тыльную сторону моей ладони. — Хорошая моя. Родная. Доверься мне. Пожалуйста. Я больше тебя не подведу…

В его голосе столько обезоруживающей искренности, что меня накрывает волной сумасшедше ярких чувств. Накрывает и сбивает с ног. Трясущиеся колени подкашиваются, и я буквально падаю Соколову в руки, захлебываясь от любви, восторга и щемящей нежности.

Крепко обнявшись, мы с Артёмом валимся на кровать. Дышим тяжело и рвано. Боимся хоть на секунду ослабить хватку. Боимся упустить болезненно острый, пиковый момент счастья, который до основания пронзает наши души.

Не разговариваем и не целуемся. Просто вжимаемся друг в друга в отчаянной необходимости стать одним целым. Органы зрения и слух — отключены. Все внимание сосредоточено на кончиках пальцев, которые скользят по коже, по одежде, по волосам…

— Ты простил меня? — спрашиваю тихо, размазывая свои слезы по его щекам.

Что бы Артём ни говорил, но моя вина в наших общих горестях тоже есть. Я наконец созрела для того, чтобы признать это. Открыто и вслух.

— Никогда не держал на тебя зла. Вот честно, — шепчет куда-то мне в висок. — А ты, Вась? Ты простила?

— Простила, — говорю искренне.

До меня только сейчас в полной мере доходит, как же бездарно и глупо тратить свою жизнь на обиды. Время неумолимо. Оно бежит со страшной скоростью и никого не щадит.

Взять хотя бы нас с Тёмой. Казалось бы, минуло лишь мгновенье, лишь секундный взмах ресниц — и вот как-то так вышло, что мы уже взрослые. Не верим в Деда Мороза, равнодушно относимся к сладкому, в дождливую погоду обходим лужи стороной. В таких условиях делать выбор в пользу негатива — попросту преступно. Ведь еще через мгновенье мы состаримся. А еще через одно — умрем.

Дальше влажные поцелуи перемешиваются с приглушенными разговорами. Мы общаемся тихо, чтобы родители, находящиеся за стенкой, нас не услышали. В этом есть нечто будоражащее. Какой-то шальной нерв авантюризма родом из безоблачного прошлого.

Артём рассказывает о разводе. О том, каким потерянным он себя чувствовал после моего отказа и как воспрял духом после моего появления на свадьбе.

— Я тебя увидел и сразу понял, что ты пожалела о своем решении, — нашептывает он, наматывая на палец мои волосы. — Понял, что для нас еще не все потеряно.

— И поэтому сбежал со свадьбы, — подхватываю и с легким укором добавляю. — Мог бы сделать это со мной.

— Мне нужно было побыть одному какое-то время, — он цепляет мой взгляд, и сердце в груди вновь ускоряется. — Погрузиться в себя, как бы по-идиотски это ни звучало.

— Это не звучит по-идиотски, — улыбаюсь. — Напротив.

— Помню, я валялся в спальном мешке, смотрел на звезды и думал о тебе, — Соколов приподнимается на локте и, не удержавшись, снова целует меня в губы. — Знаешь, Вась, я представил, буквально на секунду, что тебя нет. Что ты просто исчезла. Безвозвратно и бесповоротно.

— И что ты почувствовал?

— Это сложно описать… У меня было такое ощущение, будто из этого мира высосали всю радость, все счастье, весь свет, — Артём переводит взор к окну, и его лицо становится печальным. — Даже звезды перед глазами померкли. Словно их выключили, — вздыхает. — В тот миг я как никогда ясно осознал, что не смогу без тебя. Что не хочу проводить остаток жизни в долбаном мраке, понимаешь? Ты мое солнце, Солнцева. В самом прямом смысле этого слова.

Теперь уже от поцелуя не могу удержаться я. Обхватываю затылок Соколова ладонью и притягиваю парня к себе. Он вкусный, сладкий, нежный, незабываемый… Лучший мужчина на земле! Я поняла это еще, будучи подростком, и спустя годы мое мнение остается неизменным.

Распалившись от моих, в сущности, невинных ласок, Артём опрокидывает меня на спину и накрывает собой. Танец его языка доводит до исступления, до дрожи, до аритмии. А недвусмысленные движения таза переносят нас далеко за грань приличия.

— Тём, ну ты чего? Здесь твои родители! — отталкиваю его, хотя саму, если честно, ведет от возбуждения. Как пьяную, ей-богу.

— Ну и что? — он снова превращается в озорного мальчишку. — Слабо по-тихому?

— Дурак, — смеюсь уже в голос. — Какой же дурак, Соколов!

— Мы с тобой любим друг друга! Нам можно! Ты же любишь меня? М-м, малая? — подозрительно приподнимает бровь.

— Ну…

— Вася! — принимается меня щекотать, и мои смех переходит в откровенное ржание. — А ну, признавайся! Сейчас же!

— Прекрати! Тём, ну пожалуйста! — уворачиваюсь от его вездесущих рук. — У меня уже живот болит!

— Правду говори, засранка, — продолжает истязать меня щекоткой. — А иначе пощады не жди!

— Люблю! Люблю! — выкрикиваю из последних сил, и Соколов тут же унимается.

Смотрит на меня с таким счастливым видом, будто миллион долларов в лотерею выиграл.

— Ты бы знала, как меня прет от твоих признаний, — снова устраивается рядом и притягивает к себе, зарываясь носом в волосы. — Говори мне об этом почаще, малая. И я буду самым счастливым человеком на свете.

___

Друзья! Непосредственно перед сладким эпилогом иноформирую вас, что книга "Слабо не влюбиться?" вышла в бумаге в издательстве АСТ. Ее можно приобрести во всех книжных магазинах и на маркетплейсах. Достаточно ввести в поиск мою фамилию и название книги

Эпилог. Лето 2024

Ветер гудит в ушах, и волосы, выбиваясь из хвоста, хлещут по лицу. Адреналин кипит в венах, и меня даже слегка подташнивает от страха. Перед глазами — огромное поле и небольшой самолет, к которому мы движемся. Артём с инструктором идут уверенно, ну а я — на трясущихся ногах.

Сегодня мне предстоит первый раз в жизни прыгнуть с парашютом, и по этому поводу я испытываю смесь самых противоречивых эмоций. И боюсь, и паникую, и радуюсь. Вообще я не планировала вытворять ничего подобного, но Соколов уговорил. Он-то великий ценитель экстремальных развлечений. Его хлебом не корми — дай откуда-нибудь сигануть.

Разумеется, поначалу я сопротивлялась. Отнекивалась как могла, но потом Артём взял меня на слабо, и тогда я… Ну вы сами понимаете. Как обычно, повелась. Поэтому теперь, дрожа как осиновый лист, вышагиваю к самолету, который вознесет меня ввысь.

Залезаем внутрь, и железная махина набирает высоту. Турбулентность здесь знатная. Боингам, как говорится, и не снилось. Напрягаюсь всем телом и в ужасе припадаю к окну, наблюдая, как мы улетаем все дальше и дальше от земли.

— Как ты, Вась? — наклоняясь