секты пошли в полицию и заявили о ранее учиненных над ними зверствах. Увы, таких нашлось немало.

Для всех остальных двадцатилетняя жизнь под «наставничеством» Михаила Варламова рухнула в одночасье оставив после себя лишь горечь по утраченному времени. Наверное, очень больно и неприятно осознавать, что всё, во что ты свято верил долгие годы, оказалось бесполезным мыльным пузырём, который в один прекрасный день просто лопнул, ничего значимого после себя не оставив.

Но были и те, кто долго и упорно сражался за судьбу целителя. Устраивал бойкоты и митинги, собирал фото и видеоматериалы, которые подтвердили бы благие намерения Михаила. Постепенно таких становилось всё меньше и меньше. Плавно, но приходило осознание, что созданная целителем община не была ничем большим, чем возможностью заработать на отчаявшихся и сломанных людях.

В прихожей появляется отец. В растянутых спортивных брюках и мятой футболке. Немного смущённый и растерянный, но точно довольный тем, что мы приехали.

Он крепко жмёт руку Ивану, затем обнимает меня.

— Ну, что на пороге встали? Как не свои, а? Проходите в дом!

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу и бросаю короткий взгляд на Ивана. Увидев в его глазах полную по всем фронтам поддержку, отвечаю родителям:

— Мы ненадолго. Сегодня ночью у нас вылет. Нужно ещё в приют заехать, добраться до Москвы и собрать вещи.

— Далеко собрались лететь? — интересуется мама.

— В Италию.

Это пятая наша поездка за шесть месяцев. Я видела Испанию, пила коктейли на Кипре, танцевала ламбаду в Бразилии и покоряла горы Грузии. Каждое путешествие — это маленькая жизнь. Яркая, красочная, счастливая. Я проживаю её с удовольствием, беру максимум.

Мать поджимает губы и пытается скрыть разочарование. Долгие годы именно община была центром её вселенной. Теперь она отчаянно пытается найти новую. В лице меня, например.

Осторожно взяв отца под локоть, вывожу его на улицу. За воротами припаркована машина — симпатичная и вместительная иномарка. Да, неновая, но с маленьким пробегом. И куда лучше, чем ржавый папин жигуль восьмидесятого года выпуска, который буквально разваливался на части. Давно хотела порадовать отца, а когда у меня появились деньги, то грех было ими не воспользоваться.

— Ох, Сашка! Но как же?.. Что мне с ней делать? Я же не разберусь! — произносит отец.

В его глазах собираются слёзы, когда я вкладываю ключи в грубые и шероховатые ладони, измученные тяжелым физическим трудом. И пусть мой отец никогда не претендовал на премию «Идеальный родитель», я счастлива, что могу его порадовать просто за то, что он есть.

— Давайте покажу, что к чему, Олег Борисович, — вызывается Ваня.

Мужчины забираются в салон, а мы с мамой остаемся на улице. Лето в этом году выдалось прекрасным. Как под заказ. Теплая, но не слишком знойная погода и почти нет дождей…

— Саш, может всё-таки останетесь хотя бы на обед?

— Нет, мам, — отрицательно мотаю головой. — Правда, нет. Я же рассказывала, что у нас дел по горло и…

— Я была неправа, — мать прерывает поток моих нелепых оправданий. — Он действительно достойный мужчина.

— Знаю.

Я ведь тоже когда-то была предвзята к Ивану. Искреннее и незаслуженно считала его надменным эгоистом и упрямым ослом. Не думала, что он вообще способен на что-то серьезное и крепкое. Но время показало, что Ваня — прекрасный муж, замечательный любовник и мой самый лучший друг. Он старательно учится заботиться обо мне, а я в свою очередь забочусь о нём.

С родителями мы прощаемся сложно. Между нами по-прежнему остается непреодолимая пропасть. Можно попытаться протянуть друг другу руки и ненадолго прикоснуться, но для того, чтобы стать на шаг ближе требуется больше ресурсов и времени. Я к этому пока не готова. Возможно, потом. Позже.

Мы с Ваней едем в приют и застаём роды новой подружки Боно — Хельги. Этот хромой симпатяга за короткое время успел стать отцом в десятый раз. Щенков только и успевают раздавать!

Хельгу уводят в ветеринарный блок и проводят все необходимые манипуляции. Тем временем мы общаемся с Ниной и Леонидом и расспрашиваем как обживаются животные в новых условиях. Когда я впервые увидела обновленный приют, то плакала как маленькая! Большие современные вольеры, теплые вентилируемые помещения для содержания кошек, площадка для выгула и дрессировки собак, изолятор, санитарный блок и чистое сухое помещение для хранения корма. Всё о чем только можно мечтать!

Приют, который выстроил в своё время Костя — сравняли с землей. Вот тогда-то и обнаружились непредсказуемые находки. Под административным корпусом был найден тайник. А в нём наличка и купленные билеты для меня и Кости. Также бесконечно много компромата на Давида и Михаила Варламовых. Эти материалы давно переданы в полицию и обрабатываются. Думаю, что мой покойный муж понимал, что его не оставят в живых и планировал наш с ним побег в столицу. Да только не успел — его убили раньше, чем это случилось. И я не могу осуждать Костю за то, что он, никого не уведомив, продал землю под приют и, по сути, оставил животных без крыши над головой. Он просто хотел спастись любой ценой. Перед страхом смерти включаются инстинкты выживания.

Хельга самостоятельно рожает двух замечательных щенков. Один светлого окраса, как и мать, а другой — темноволосый как отец. Я умиляюсь и смахиваю слёзы. Делаю несколько фотографий на телефон, чтобы потом разместить у себя на страничке объявление и отдать малышей в хорошие заботливые руки.

Попрощавшись с Ниной и Леонидом, мы выезжаем на загородную трассу и набираем скорость. Черри мирно спит на заднем сидении автомобиля изредка похрапывая. Хорошо и свободно. Порой не верится, что жизнь под чужими установками и гнётом наконец-то закончилась.

Северов опускает ладонь на мою ногу. Ведёт к бедру. Я глупо хихикаю и открываю окно, впуская в салон летний ветер, который треплет мои волосы. Развожу ноги шире и позволяю настойчивым рукам пробраться к кружеву белья. Провоцирую, распаляю. Свобода опьяняет!

Ваня не выдерживает и резко сворачивает в сторону леса. Проехав по ухабистым дорогам, останавливает автомобиль и отстёгивает ремень безопасности. Набрасывается на меня с поцелуями, я шутливо покусываю его язык и губы. Смеюсь, дурачусь. Ощущаю как волна возбуждения накрывает меня целиком.

Потянув за руку, Ваня вынуждает меня перекинуть ногу через консоль и оседлать его бёдра. В нём включаются первобытные инстинкты и ничего больше. Голубые глаза затянуты туманом, дыхание рваное и частое.

— Обожаю лето, — заявляет Северов, касаясь губами шеи и ключиц.

Его горячие ладони опускаются на мои ягодицы и задирают короткий сарафан до самой талии.

— Я тоже, — шумно выдыхаю.

— Как