– Да все оттуда, – поднялся из-за стола Джонсон-Джонсон, – из файлов нового уровня.

– Где Господь Бог с маленькой буквы? Ты хочешь сказать, что эти файлы противоречат воле Господа?

– Я точно не знаю, Андрей, – сказал мормон, – но мне кажется, что эти файлы из миров, над которыми ни воля Господа, ни Божий Промысел невластны.

– Из… преисподней? – ужаснулся Илларионов.

– То, что мы называем преисподней – это пусть и лежащая по ту сторону смерти, но часть Божьего мира, – ответил Джонсон-Джонсон. – Боюсь, что эти файлы из мира, быть может, внешне очень похожего на наш, но лежащего по ту сторону Божьей воли, как преисподняя лежит по ту сторону нашей смерти. Это кощунственный мир, Андрей, в котором Господь уже не сможет никого защитить, потому что… Потому что…

Илларионов посмотрел на Джонсона-Джонсона. Глаза мормона были полны слез.

– Потому что новый уничтожит его, – договорил за Джонсона-Джонсона Илларионов, – вторично приколет, но уже не к деревянному кресту, а к каменной стене как эта женщина гадалку Руби – без последующего воскрешения. Я все понял. Новый сильнее. Джон, я видел эту женщину. Она невыразимо прекрасна, но у нее страшный, как будто ей не принадлежащий, отдельно от нее существующий взгляд. Кто она?

– Она его мать, точнее, будущая мать, – сказал Джонсон-Джонсон, – однако у него – еще не родившегося – уже сейчас достаточно сил, чтобы абсолютно – стопроцентно – защитить ее. Она невычисляема через виртуальную реальность, Андрей. Все компьютеры планеты и даже компьютеры, размешенные в космических лабораториях, изначально, то есть постзапрограммированы на автоматический сброс, delete, как только предпринимается попытка определить ее имя, да просто получить о ней хоть какую-нибудь информацию.

– Тогда что мы ищем, Джон? – тихо спросил Илларионов. – Даже если у нас будут все семь букв, это ничего не даст, потому что он еще не родился. Компьютер просто-напросто выдаст распечатку всех возможных комбинаций из семи букв. Это иголка в стоге сена, Джон, причем иголка, которую невозможно найти, потому что она не может уколоть.

– Мы должны понять то, что Господь еще в силах сообщить нам.

– Но что, Джон, что Господь в силах сообщить нам?

– Не так уж мало, – слезы на глазах мормона высохли. Чистым, прозрачным, как летящая по компьютерным линиям информация от Господа, сделался его взгляд. – Некоторые фрагменты родословной своего неродившегося убийцы. Кто занимается в МУРе убийством гадалки Руби?

– В это трудно поверить, Джон, – усмехнулся Илларионов, – но расследованием убийства гадалки Руби не занимается никто – ни МУР, ни ДФБ, ни ГУО, ни ГРУ, ни военная, ни простая прокуратура. Этого дела нет, Джон, я наводил справки.

– Почему? – Спросил, не слишком, впрочем, удивившись, мормон.

– Нет потерпевшей, – объяснил Илларионов, – то есть тела потерпевшей. Нет заявлений свидетелей, следовательно, нет дела. Никто, кроме меня, не видел, как она ее убила, Джон, хотя вокруг было полно людей! О каких фрагментах его родословной ты говоришь, Джон? Мы не можем ничего!

– Допустим, мать выпадает, – согласился мормон, – но ты забыл про отца.

– Отца? Не смеши, Джон, разве у него может быть… земной отец?

– Тем не менее, если верить новым файлам, а у нас нет ни малейших оснований им не верить, есть кое-что интересное, Андрей. Кто-то в прошлом достаточно активно пытался помешать рождению нового, так сказать, расстроить обязательные к исполнению предначертания иного мира. Более того, известна даже сумма, в которую этот «кто-то» оценил голову земного, или уж не знаю какого, отца – семьдесят семь миллионов долларов. Не слишком большие, даже для начала восьмидесятых, деньги. Мне удалось проследить их путь из Брунея – деньги были получены за партию наркотиков – до афгано-пакистанской границы. Там они исчезли без следа, Андрей.

– Может быть, этот «кто-то» прикончил… предполагаемого отца?

– Не знаю, Андрей, файл имеет странное расширение. Появляется какой-то юноша, на которого то ли наехала, толи чуть не наехала машина… «Победа», кажется, так она называется.

– Джон, – перевел дух Илларионов, – на каждого второго в этом мире наезжает машина. На меня в детстве тоже чуть не наехала. Только не «Победа», а «Москвич».

– «Москвич» не считается, – серьезно произнес Джонсон-Джонсон. И после паузы добавил: – Один и тот же человек не может одновременно находиться в Ставропольском крае и в Москве.

– Если в файле такие нескладушки, – сказал Илларионов, – значит, есть все основания предполагать, что «кто-то» замочил предполагаемого отца, и наша невеста сделалась вдовой до замужества. Мы же сами с тобой ввели в компьютерную лексику понятие «фантомные фантазии уничтоженных директорий». Директории уже нет, Джон, но машина ловит гаснущую информацию, лепит из нее что-то несуразное…

– Может быть, – выдвинул ящик стола, достал дискету Джонсон-Джонсон.

Илларионов немедленно положил на стол тонкую кожаную папку.

– Как договаривались, Джон, это оригинал.

– Очень может быть, – вдруг бросил дискету через стол Джонсон-Джонсон. Илларионову было не так-то просто ее поймать. – Можешь проверить, Андрей, – сказал мормон, – спутник будет над Москвой ровно через шесть минут и шесть секунд. Мои компьютеры к твоим услугам.

– Я тебе верю, Джон, – Илларионову очень хотелось проверить дискету. Но еще больше хотелось покинуть здание миссии мормонов живым.

– И последнее, Андрей, – догнал Илларионова голос Джонсона-Джонсона, когда он был уже у двери. – Ты ведь знаешь те две буквы, переданные из Цинцинатти и Чарльстона?

Илларионов молчал, прикидывая, из какого оружия выстрелит (если выстрелит) ему в спину мормон. Он, как назло, надел сегодня легкий, пробиваемый большими калибрами бронежилет.

– Тебе известны пять букв из принесенной папки, – продолжил Джонсон-Джонсон.

– Джон, я не виноват, что их всего семь, – обернулся (бронежилеты всегда лучше защищают грудь) Илларионов.

– А мне, Андрей, не известно имя будущего президента России. Ты не находишь это несправедливым?

– Джон, об этом не было разговора… – смутился Илларионов, – но если я… Одним словом, как только… я Дам знать, Джон.

– Если будешь присутствовать при прохождении имени через пароли, – проницательно заметил мормон. – Кстати, Андрей, когда будешь спрашивать у него про президента, спроси заодно и про… земного отца.

– Что? Повтори, я не расслышал, – безжизненным (как и всегда, когда требовалось максимальное сосредоточение) голосом переспросил Илларионов.

– «Кто-то», присутствующий в файлах, пришедших к нам из третьего-тысячелетия до Рождества Христова, – твой непосредственный начальник, Андрей, твой крестный отец, генерал Толстой, – сказал мормон.