Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти расчеты были произведены в одно мгновение. Он не мог от них отказаться, потому что они всегда вызывали у него чувство триумфа и удовлетворения.
– Берти, о чем это ты думаешь? – игриво спросила она, придвигаясь к нему. Только она называла его Берти. Из соображений приличия с ними пришла ее горничная, но Глэдис осталась в коридоре, и сейчас он видел в окно, как она идет к лужайке. Ленты капора свисали с ее ладони, когда она отламывала с деревьев веточки кизила. До сих пор у него не было причин беседовать с Глэдис, но теперь он постарается узнать ее поближе. Слуги слышат все, и неплохо будет прислушаться к женщине, которая ближе всех к той, кто скоро станет его женой.
Он отвернулся от окна к Дейзи, которая сияла, как молочное стекло на фоне полированного дерева его кабинета. Его стол, как и новый сейф, сделали специально для этой комнаты. Он уже провел здесь с удобством несколько ночей, проработав допоздна.
– Конечно, о тебе.
Она постучала его по руке, подходя еще ближе. В ее теле был соблазн, который показался бы неподобающим в другой женщине, но не в Дейзи.
– Тебе больше не обязательно со мной флиртовать, – она подняла руку и пошевелила пальцами. На них заиграл изумруд. – Я уже сказала «да».
Он схватил ее за руку и притянул ее к себе. Что-то блеснуло в ее глазах, но что? Желание? Страх? Иногда понять ее было невозможно. Он увидел их отражение в зеркале над камином, и оно его заворожило.
– Давай поедем в Бостон после свадьбы. В медовый месяц мы можем поехать в Мэн на машине. Я не хочу долгого морского путешествия.
Она только приподняла бровь и улыбнулась.
– Берти, Париж был частью нашей сделки.
– Но почему? У нас есть время, чтобы увидеть весь мир.
– Время есть у тебя. Я же стану матерью твоих детей и буду принимать в доме твоих деловых партнеров. Но на мгновение… – она встала на цыпочки, приблизив губы почти вплотную к нему. Он ощущал жар ее тела, сжимая ее ладонь. – Я смогу побыть просто девушкой, которая впервые видит Париж, а мы сможем просто побыть любовниками.
Это слово сразило его, как удар молота.
– Париж так Париж, – смеясь, сказал он и поцеловал ее. Это не был их первый поцелуй, но с Дейзи каждый поцелуй казался новым.
С лестницы донесся скрип, а потом звук падения, как будто кто-то споткнулся.
Дейзи отстранилась.
– Глэдис, как всегда, невовремя.
Но Берти видел, что за плечом Дейзи Глэдис по-прежнему мечтательно гуляет по лужайке. Ее белый капор ярко выделялся на фоне кизила.
Он повернулся и увидел – ничего, никого, пустой дверной проем. Дейзи удивленно втянула в себя воздух.
Что-то размылось на периферии его зрения, темное пятно, растущее, будто охватившее угол страницы пламя, поедающее ее край. Он вскрикнул, ощутив, как нечто, похожее на боль, нечто, похожее на огонь, пронзило его череп. Голос сказал: Они пытались меня вскрыть. Пытались увидеть мою душу.
– Дейзи? – выдохнул он. Слово вышло искаженным. Он лежал на спине в анатомическом театре. Над ним стояли мужчины – по сути, мальчишки.
Что-то не так, – сказал один из них.
– Просто заканчивай! – закричал другой.
Он посмотрел вниз. Его живот был вскрыт. Он видел, о господи, видел себя, свои внутренности, мясо своих органов, выставленное, словно змеи требухи в витрине мясника. Один из мальчишек трогал его руками. Они меня вскрыли.
Он закричал, согнулся пополам. Схватился за живот. Он был цел.
Он находился в комнате, которую не узнавал, в каком-то кабинете, где всюду было полированное дерево. Пахло новизной. Солнце светило так ярко, что резало в глазах. Но он не спасся от этих мальчишек. Они последовали за ним сюда. Они хотели его убить. Они забрали его в депо с хорошего места. Они предложили ему деньги. Он знал, что они хотят повеселиться, но не знал, не знал. Они его вскрыли. Они пытались забрать его душу.
Он не мог позволить им затащить его обратно в ту холодную комнату. Здесь есть защита. Только бы ее найти. Он потянулся к столу, открывая ящики. Они казались слишком далекими, как будто руки его стали короче, чем он помнил.
– Берти?
Его звали не так. Они пытались его запутать. Он опустил взгляд и увидел в своей руке что-то темное. Оно выглядело, как тень, но он ощущал его тяжесть в ладони. Он знал, как оно называется, попытался мысленно нащупать слово.
В его руке был пистолет, и какая-то женщина кричала. Она умоляла. Но она не была женщиной; она была чем-то ужасным. Он видел, что вокруг нее сгущалась ночь. Мальчишки отправили ее, чтобы она его вернула, и они могли снова его вскрыть.
Вспыхнула молния, но небо было по-прежнему голубым. Дейзи. Он должен был ее защитить. Она ползла по полу. Она рыдала. Она пыталась уйти.
Вот он, чудовище, глядит на него из зеркала над камином, – его белое лицо, полное ужаса и гнева. Они пришли за ним, и он должен их остановить. И есть только один способ это сделать. Он должен разрушиь их веселье. Он повернул тень в своей руке, направил ее на свой живот.
Еще одна молния. Когда началась гроза?
Он посмотрел вниз и увидел, что его грудь разошлась. Он сделал свое дело. Теперь они не смогут его вскрыть. Не смогут забрать его душу. Он лежал на полу. Он видел, как солнце освещает пол, как по пыльным половицам ползет жук. Дейзи – он знал ее – неподвижно лежала рядом с ним, розы исчезали с ее щек, ее плутовские, живые глаза холодели.
Зима
Алекс попятилась, едва не сшибив поднос со стола, куда поставила его Доуз. Она схватилась за грудь, ожидая найти там открытую рану. Ее рот был набит едой, и она осознала, что стояла перед подносом, засовывая в рот макароны и заново переживая смерть Норса. Она по-прежнему чувствовала его у себя внутри – забывшегося, отдавшегося вкусовым ощущениям впервые за сто лет. Собрав всю свою волю, она вытолкнула его из себя и снова замуровала брешь, которая позволила ему проникнуть внутрь.
Она выплюнула макароны, набрала в легкие воздуха, оперлась о стенку горна. Единственным лицом, глядящим на нее из поверхности воды, было ее собственное. Она ударила по нему ладонью и смотрела, как расходится рябь.
– Ты ее убил, – прошептала она. – Я видела, как ты ее убил. Я это чувствовала.
Но, еще не успев произнести эти слова, она поняла, что в то мгновение не была Норсом. Внутри него находился кто-то еще.
Алекс, спотыкаясь, сходила в спальню Данте и достала спортивный костюм Дома Леты. Казалось, прошло много дней, но прошло всего несколько часов. Она продолжала ощущать остаточную боль там, где у нее были сломаны ребра – единственное напоминание об избиении. И все же она ужасно устала. В последнее время каждый день казался длинным, как год, и она не знала, что ее так изматывает – физические травмы или встречи со сверхъестественным.