– Как видишь, я не там, – усмехается он. – Лидс, все это бесконечное солнце, оно просто с ума сводит!

– Ну, тогда ты явился в подходящее место. – Я не могу отвести от него глаз. – Я так рада тебя видеть! – Не оправившись еще от потрясения, я качаю головой.

– Я тоже, – кивает он. – Иди ко мне!

Он обнимает меня, и, честно говоря, это похоже на прорыв плотины. Это не легкое вежливое объятие. Нет, совсем другое. «Ты так много для меня значишь, поверить не могу, что ты рядом, дай посмотреть на тебя, ты свет моего мира…» Вот что это такое. Мы покачиваемся и смеемся, наконец я отступаю, взволнованная до глубины души.

Джона стягивает с меня шапку с помпоном.

– Ух ты! – восклицает он. – Как будто перья на голове. Мне нравится.

Он бесчисленное множество раз видел мою стрижку на экране, но собственными глазами – впервые.

Я неловко приглаживаю волосы:

– В такую погоду мне не хватает длинных волос.

Он снова натягивает на меня шапку:

– Так лучше?

– Лучше.

– Куда ты шла? – спрашивает Джона.

Я моргаю, пытаясь припомнить.

– В общем, никуда. Просто решила прогуляться, убедиться, что ноги у меня все еще двигаются.

– Наверное, это Новый год?

– Вчерашний обед у мамы, – смеюсь я. – А сегодня головная боль.

Он потирает замерзшие руки:

– А я шел к тебе. Но могу вернуться попозже, если хочешь. Или завтра?

– Нет, – тут же пугаюсь я. – Нет, что ты… Идем, все равно слишком холодно. Не знаю, о чем я думала. – Я беру его под руку. – «Побег из Шоушенка» или Бонд? – спрашиваю я. – Можешь выбирать.

Он слегка морщит нос:

– Который из Бондов?

– Не знаю, – отвечаю я. – Джеймс?

Джона хохочет, качая головой, пока я вставляю ключ в замок.

– Лидс, с Новым годом!

Оборачиваюсь к нему и улыбаюсь:

– И тебя тоже.

Роджер Мур носится по экрану, сражаясь с каким-то парнем с железными зубами, а мы с Джоной сидим по углам дивана и обмениваемся новостями, одновременно трудясь над горой сэндвичей с индейкой.

Я рассказываю ему глупые истории о Фло и Мэри, показываю новые фото Шарлотты в моем телефоне, а он говорит о том, как провел прошлую ночь в «Принце», куда его затащили Деккерс и компания, совсем не изменившиеся. И это, вообще-то, странно, потому что мы с Джоной вряд ли похожи на тех людей, какими были пару лет назад. Я слушаю и киваю, когда нужно, собираясь с духом, чтобы задать вопрос, на который действительно хочу услышать ответ.

– «Король Лев»? – спрашивает Джона, переключая каналы. – Или ту фигню про акушерок?

– Эй, полегче! Кто из нас прошлым летом принял роды без всякой подготовки?

Джона откладывает пульт:

– Боже, я и забыл, что ты это сделала! Лидс, ты просто волшебница!

Он смеется и приветственно поднимает бутылку с пивом.

– Согласна, – отвечаю я.

– Ну да, это же правда.

– А-а… – Я немного выпрямляюсь на диване. – Джона, а что на самом деле привело тебя домой?

Он отковыривает уголок этикетки на пивной бутылке:

– Мне нужно было разобраться.

Я со знанием дела высказываю предположение:

– Снова проблемы со сценарием?

– Ну да, – вздыхает он.

Знаю, что Джоне иной раз было трудно лавировать между правдой его истории и тем, как видит сценарий студия, но вроде бы в последнее время все наладилось.

– Я думала, вы уже обо всем договорились?

Джона крутит головой, пока не начинает трещать шея, – и это выдает его беспокойство, я ведь хорошо знаю своего друга.

– Да, – подтверждает он. – Договорились. Или я так думал. – (Я тянусь к своему бокалу, глядя на Джону.) – А потом расстались на Рождество, и они все, должно быть, слишком много смотрели канал «Холлмарк» или что-то в этом роде, потому что посчитали, что конец нужно изменить. Снова.

Ох!..

– И ты согласился?

Джона смотрит в потолок, как будто решение его проблем спрятано где-то там.

– Нет.

– Значит, ты вернулся домой, чтобы… – Я предоставляю ему закончить фразу, но он просто молча смотрит на меня. – Спрятаться? – предполагаю я.

– Вроде того, – тихо фыркает Джона.

– Но ты ведь туда вернешься? – Мне невыносима мысль о его поражении, когда он уже прошел такой долгий путь.

Джона потягивает пиво:

– Да, вернусь. Конечно вернусь, Лидс, но не знаю, что им скажу, ведь финал имеет большое значение. Он все меняет.

– Понимаю, – говорю я, хотя на самом деле не слишком много знаю о таких вещах. – Они предлагают какие-то существенные изменения?

– Больше надежды. Так они сказали. Нужно оставить зрителю больше надежды.

– Джона, людям нужна надежда, – подтверждаю я и делаю глоток вина. – Мы с тобой уж точно знаем это лучше многих.

Он отводит взгляд:

– Но мы знаем и то, что не у каждой истории счастливый конец.

– Возможно, и нет, – соглашаюсь я. – Во всяком случае, в реальной жизни, но я хожу в кино не для того, чтобы у меня портилось настроение. Я хочу воодушевиться, почувствовать, что все будет отлично, пусть даже это и не так. Хочу думать, что хорошие парни в итоге всегда выигрывают. Я имею в виду, кто бы стал смотреть Джеймса Бонда, если бы победил тот тип с железными зубами?

– «Челюсти», – бормочет Джона.

– Точно! Та акула как раз пример.

– Нет, я имел в виду… ну, не важно.

– А может, мне прочитать сценарий?

Он напряженно смотрит на меня:

– Не знаю…

Джона не рассказывал мне о том, что происходит в его сценарии. Конечно, я знаю, он вдохновился историей своей дружбы с Фредди, но явно не хотел знакомить меня с подробностями. Я не требовала, потому что волновалась из-за результата. Понимаю, это разбудит миллион воспоминаний, и не хочу, чтобы это как-то повредило дружбе, которую мы и без того не сразу восстановили. Но сейчас я смотрю на него в тревоге и понимаю, что я – единственный человек в мире, который может ему помочь. В студии, наверное, хорошо знают свое дело, но они не знали Фредди Хантера.

– Дай мне прочитать! – решительно заявляю я. – Мне и в самом деле хочется.

В глазах Джоны вспыхивает надежда.

– Правда, почитаешь?

Вид у него слишком удрученный, мне хочется, чтобы он снова улыбнулся.