Осенью Светлана читала отрывки из своей книги на радиостанции «Голос Америки». Советское Министерство иностранных дел немедленно заявило протест американскому посольству в Москве, но получило ответ, что то, что автор читает в эфире, является его личным делом. Советское правительство было в такой ярости, что 19 декабря, за два дня до девяностой годовщины со дня рождения Сталина, на сессии Верховного совета Светлана Аллилуева была лишена советского гражданства. Она обвинялась в «поведении, порочащем звание гражданина СССР», преступлении, придуманном ее отцом в 1938 году. Когда американские средства массовой информации задали ей вопрос о том, как она отреагировала на эту новость, Светлана ответила, что была очень рада. Она отметила это событие, поднявшись вместе с другом на вершину Эмпайр Стейт Билдинг.

Отзывы на «Только один год» были самые разные. Эдмунд Уилсон в «Нью-Йоркере» очень хвалил книгу, заявляя, что «Только один год» — это «уникальный исторический документ, который, по моему мнению, займет свое место среди других великих автобиографий русских авторов». Он имел в виду Герцена, Кропоткина и «Исповедь» Толстого.

Маргарет Партон писала в «Сэтедей ревью»: «Ее героиня остается все той же: мягкой, любящей природу, религиозной. Что появилось нового — так это незамутненный взгляд, жесткая объективность, с которой она описывает русское общество и своего отца, который терроризировал ее. Иногда она даже способна на иронию. Например, объясняя, почему ее отец не оставил завещания, она отмечает, что «все его материальные нужды удовлетворялись за счет государства».

Тем не менее, некоторые отзывы были просто чудовищными. «Лайф» опубликовал статью под заголовком «Светлана — лицом к лицу с жизнью»: «В конце концов, кому это все нужно? Ведь были куда более острые и интересные свидетельства все этой правды». Левые обвиняли книгу в «сказочном изображении» жизни в США. В своем отзыве, озаглавленном «Принцесса» и опубликованном в «Комментари», Филип Рав писал, что не верит, что Светлана приехала в Индию с единственной целью — похоронить прах своего покойного мужа. «Она сразу была нацелена на далекую Америку, такую огромную и такую манящую». Она знала, что ее книга станет «билетом в новую жизнь». Она рисует «радужную Америку, погрязшую в своей наивности… Теперь, когда она знает всю правду (о своем отце), ей нужно найти другого кумира, которому можно поклоняться. На этот раз им станет целая страна… В книге ни разу не упомянут термин «демократический социализм», так же, как и «капитализм»… Ясно, что Светлана — это не та дама, которая может рассуждать о роли общественной жизни в истории. Она просто ее жертва».

Из писем ее друзей становится понятно, что Светлана все сильнее уставала от всех этих нападок. Она чувствовала себя как будто ее бьют до синяков, толкают со всех сторон и даже преследуют. Вскоре начались проблемы с переводом книги на французский язык. Фразы, абзацы и иногда даже целые страницы были пропущены, вместо них появились странные шутки и юмористические вставки. Критика советского режима была смягчена, а дружеское отношение к американцам вообще опущено. Переводчик продемонстрировал свои собственные политические взгляды. «Харпер & Роу» и юридическая фирма «Гринбаум, Вольф & Эрнст» потребовали опротестовать перевод.

Но были и более серьезные последствия — «Только один год» стал причиной опасных преследований ее друзей в Советском Союзе. В части под заглавием «Мы увидимся снова» Светлана хотела воздать почести советской интеллигенции и выразить свой протест против притеснений этих людей. Она показывала, что советские граждане состоят не только из серых конформистов, как о них привыкли думать на Западе. Среди них есть оригинальные, очень талантливые люди. Но Светлана должна была учесть, что попавшие в ее книгу друзья очень рискуют.

Неписанные законы в СССР гласили, что ничего и ни о ком говорить нельзя. Светлана изменила имена друзей, но они были вполне узнаваемы. Разумеется, описание чернокожей специалистки по африканскому искусству и культуре под именем Берты никоим образом не защищало Лили Голден. Она обнаружила, что на нее все чаще поглядывают и даже преследуют. Партия задалась целью выжить ее из Института стран Африки и поощряла своих членов задевать и оскорблять ее. Лили заметила, что один из ее «друзей» изучал корешки книг, которые она взяла в библиотеке, а другой донес о том, что она встречается с иностранцами. Ей и так не разрешалось выезжать на зарубежные конференции, но теперь надежда на то, что ее когда-нибудь уберут из черного списка, пропала. Лили сопротивлялась и выдержала изоляцию, но она была в шоке от того, что Светлана так подставила ее.

Дочь Лили Елена Ханга думала, что Светлана пошла на поводу у воодушевления, охватывающего любого писателя, когда он пишет книгу, и не подумала о последствиях. Может быть, возможность свободно говорить на Западе ослабила ее внутреннюю цензуру, из-за чего она нарушила правила честности и осторожности, принятые между друзьями в СССР. Двоюродные братья Светланы Александр и Леонид Аллилуевы считали, что никто из родственников Светланы, включая ее детей, не пострадал. Но Лили Голден утверждала, что все друзья Светланы, упомянутые в книге, были внесены в списки невыездных.

Неизвестно, знала ли Светлана о том ударе, который нанесла своей книгой друзьям в Советском Союзе, но она говорила, что после ее написания чувствовала себя больной и усталой. Ранее она планировала написать еще одну книгу, основанную на письмах, которые получала со всего мира, но теперь говорила, что вообще не планирует больше писать. Только через пятнадцать лет она опубликовала следующую книгу. Но вовсе не усталость или огорчение от того, как была принята ее вторая книга, вызвали такой большой перерыв. Светлана была с головой поглощена совершенно новой катастрофой, разбившей ей сердце.

Светлана провела в США уже три года, но все еще получала письма от незнакомых людей со всего мира. В ноябре стали приходить настойчивые письма от Ольгиванны (Ольги Ивановны) Райт, вдовы архитектора Фрэнка Ллойда Райта. Она приглашала Светлану в Аризону, посетить резиденцию Талиесин. Светлана почти ничего не знала об известном архитекторе, и друзья пытались ее предупредить о том, что «братство», как архитекторы из школы Райта называли себя, было странным, но в книгах и брошюрах, которые присылала Ольгиванна, Талиесин выглядел потрясающе красивым.

Светлана запланировала длинное путешествие в Калифорнию, чтобы познакомиться со своими новыми друзьями по переписке. Потом она собиралась на Гавайи, чтобы заехать к американской художнице русского происхождения, с которой познакомилась на Лонг-Айленде. Она решила на неделю остановиться в Фениксе. Это будет интересный опыт американской жизни. Честно говоря, ей очень хотелось уехать подальше от Принстона, где они встречались с Луисом Фишером, и об этом по городу ходили разные слухи.

В письмах Ольги Ивановны была совершенно неожиданная приманка. Она писала, что ее старшая дочь Светлана погибла в автомобильной катастрофе двадцать пять лет назад. Вдова Райта видела странную синхронию в том, что Светлана носила то же самое волшебное имя, означающее «свет». Это имя само по себе было талисманом. По словам Ольги Ивановны, сама судьба вела их к встрече.