— Тут есть второй вход. — И я направил Картрайта через подземный паркинг, тем путем, которым тащил меня Маркус, отловив в музее.

Затем я схватил пакеты для мусора и вытряхнул в них все, что мне было нужно, из архива Генри. Два моих противника — люди Генри и Радомира — уничтожили друг друга. Мы с Энни пробрались через беспорядочно валяющиеся трупы, встретились внизу у лестницы с Картрайтом и поскорее рванули оттуда, пока полиция не оцепила все здание фирмы.

По пути Картрайт поведал мне, что случилось в больнице. Жестокие избиения вызвали у отца забрюшинные кровоизлияния, причем в тех отделах живота, где их трудно было обнаружить. Отцу успели сделать два переливания крови, прежде чем хирург сумел выявить очаги кровоизлияния и их закрыть. С медицинской точки зрения с отцом все было хорошо, но люди Дэвиса уже окружили клинику, и Картрайт сообразил, что лучший способ вывезти оттуда отца — это его «убить».

Он стибрил с отцовского запястья бирочку с его именем и ловко подменил на ту, что прицепили к доставленному после аварии мотоциклисту, умершему в крыле экстренной помощи. Думаю, это была вариация на тему разводки с моргом. Поскольку люди Генри думали, что мой отец мертв, у Картрайта было в достатке времени, чтобы отвезти его к своему приятелю-ветеринару. Я бы, конечно, вряд ли обратился за помощью к такому доктору, но когда наконец увидел отца, скрывающегося в глубине небольшого зоомагазина под Эшбурном в окружении порыкивающих померанских шпицев и пронзительно кричащих попугаев, выглядел он вполне нормально. Он был бледен как полотно, но в целом жив-здоров.

— Кажется, ты кое-что у меня свистнул, — улыбнулся отец, приобняв меня одной рукой.

— А, так вот как это получилось, — хмыкнул я, отдавая ему заляпанные кровью бумаги с планами дома.

— И как ты «сделал» Генри? — спросил отец.

— Продал «порося в мешке».

Отец понимающе кивнул:

— Славный мальчик.

Вскоре мы приступили к строительству нашего дома. В хранилище Генри обнаружился увесистый тюк с наличными — я решил, что это вполне нормальная компенсация за риск и причиненный здоровью ущерб. Часть этих денег ушла на бетон, балки и прочие стройматериалы, чтобы отцовский дом мечты принял нужные очертания.

Все улики по тяжким, не имеющим срока давности преступлениям, всплывшие при разборе папок Дэвиса, были переданы прокурору. Тот же компромат, которым Генри принуждал законников к фальсификациям, я теперь использовал вторично, чтобы восстановить справедливость. Это позволило мне развеять все недавние недоразумения с органами власти, а заодно убедиться, что детектив Ривера из управления городской полиции не увидит долгожданных гранитных столешниц как своих ушей.

И наконец, для всех оставшихся орудий шантажа моего бывшего босса мы нашли достойное применение. Первое, что мы сделали на новом отцовском участке, — это выложили на заднем дворике каменный очаг. Когда отец поправился, то мы с ним и Энни отнесли на задний двор складные кресла, расставили их у очага и разожгли отличный костер — из хранилища Генри я вынес все папки, все видео- и аудиозаписи. Мы сидели вокруг костра, жарили мясо на решетке, попивали пиво. И было это так же здорово, как тогда, в далеком детстве, когда теплой летней ночью я качался на качелях, глядя, как родители беззаботно смеются у костра. Теперь мы снова отдыхали у очага, как обычная счастливая семья, — разве что при этом мы сжигали улики.

У нас с Энни осталось достаточно денег, чтобы отправиться на время в какое-нибудь теплое местечко и потом где-нибудь основательно осесть. Однако отцу требовался некоторый срок, чтобы окончательно встать на ноги, — да, в общем-то, нам обоим было что залечить. А потому, застряв в округе Колумбия, я решил извлечь из этого пользу.

Я был, в сущности, честным человеком, хотя и не мог полностью отбросить свои плутовские замашки. Да, собственно, я и не хотел от них избавляться. Жизнь меня научила уму-разуму: именно честные люди втянули меня в жуткую переделку — а преступники, от которых я всячески отбрыкивался, как раз из нее вызволили. Сейчас это с трудом представлялось, но было время — всего-то год назад, — когда я надрывался, претендуя на две гарвардские степени и вдобавок работая на полную ставку, мечтая, что однажды сделаю что-то стоящее в этом вашингтонском вертепе.

Итак, архив Дэвиса сгорел. За эти чужие тайны я рисковал собственной жизнью и теперь должен был убедиться, что ни клочка не уцелело. Отныне все это жило лишь во мне. Но даже не будучи разложено по папкам, одно лишь знание о тех темных историях впечатляло.

Мне было интересно: можно ли извлечь какую-то пользу из всего того, что взбаламутил дьявол Генри?

Интересный вопрос: можно ли оставаться честным в городе, управляемом мошенниками и лжецами?

Пока строился наш дом, странные вещи начали происходить в столице. Стало меньше скандалов между приверженцами разных партий, меньше позерства перед грядущими выборами, меньше «откатов» на чьи-то особые интересы. Толковые законопроекты были поддержаны при голосовании и республиканцами, и демократами. Это была наиболее плодотворная сессия правительства за очень долгое время — как будто всякое влиятельное лицо Вашингтона вдруг обнаружило, что у него, оказывается, есть совесть, а может, невесть откуда взявшееся рвение заниматься государственными делами.

Никто не знал, кто или что стояло за этими переменами. И я уверен, так будет и впредь.

Супруга Хизер со своим неисчерпаемым чувством юмора и безграничным терпением неизменно ободряла меня в этом рискованном деле. Мои родители Элен и Грег, а также братья Майкл и Питер на каждом этапе горячо обсуждали всевозможные сюжетные нити и узлы, в спорах помогая мне их распутывать. Аллен Эппель невероятно щедрыми советами помогал мне постигать сей жанр и само ремесло писателя. Соммер Мэтис, Миранда Мулиот и Кевин Рубино явились первыми моими внимательными читателями и конструктивными критиками, буквально врачевателями рождающегося романа.

Доктор Эван Макоско терпеливо отвечал на все мои чудаковатые медицинские вопросы типа имитации смерти и прочего в этом духе. Гэри Коэн поделился со мной наблюдениями из сферы корпоративного шпионажа. Александр Хоровитц помог мне узнать нюансы жизни заключенных, равно как помогли в этом мемуары Элайн Бартлетт «Жизнь на воле». Книга Джо Флада «Пожары» познакомила меня с замечательным инструментом под названием «халлиган», который, в свою очередь, познакомил с инструкциями и руководствами пожарного департамента Нью-Йорка касательно того, как проникать в любое закрытое помещение.

Дэвид Брэдли предоставил мне первую мою работу в «Атлантике», когда мне был еще двадцать один год, дав мне возможность заглянуть «за кулисы» официального Вашингтона. Я благодарен и ему, и всем тем, с кем работал в этом журнале, в особенности Джошу Грину, Джиму Фэллоузу, Каллену Мёрфи, Скоту Стосселу, Джой де Мениль, Росс Доутет, Дженни Роттенберг, Эбби Катлер, Терренс Генри, Роберту Мессенджеру и Бену Шварцу. Я признателен всем замечательным журналистам и редакторам, которых довелось мне встретить на своем пути, чьи истории об округе Колумбия я использовал при создании романа.