А ведь прав этот лысый черт, подумал Рыбников, Михаил решал свои задачи. Хотел построить рай, где он восседал бы на престоле и милостиво улыбался. А народ восхвалял бы его денно и нощно. И сколько Мишка ни твердил, что радеет для России, Рыбников однажды перестал верить ему. Не радеют для страны, через фразу повторяя «мне нужно».

Жаль, что я понял это слишком поздно. В самый последний момент. В день, когда он выдавил из меня согласие поставить «девять плюс» на поток. Надо было прямо тогда идти сдаваться, подумал Рыбников. Но я испугался. И ведь было чего. Я уже тогда сам себе расстарался на столько лет заключения…

— Институт, конечно, жалко, — сказал Гуревич. — Но нет худа без добра, как дезинформаторы вы сработали отлично. Вцепились в тупиковое направление — и понеслись, аж весла гнутся… Даже если бы мы вас пинками в зад подгоняли, и то так удачно не вышло бы.

Рыбников недоуменно посмотрел на него.

— Это обычный прием контрразведки — скормить вероятному противнику лакомую дезу. Какую-нибудь тупиковую концепцию. И скормить так, чтобы он поверил: это дельная вещь, она поможет ему победить. Он будет вкладываться в ее разработку, тратить деньги, которые мог бы пустить на реально опасную для нас штуковину…

— И что, попались?

— Еще как! И не раз. Ох, сколько мы народу одурачили.

— Верю. И какая же идея была тупиковой?

— Репликаторы.

Рыбников уставился на Гуревича круглыми глазами. Тот снисходительно улыбался:

— Ты не один такой. Дед тоже поначалу был заворожен этой идеей. Да любой бы в нее втрескался. Но потом Дед увидел, в чем ошибка, и объяснил другим. Репликаторы — это заблуждение. Глупое и бесперспективное. Но человеку так хочется ощутить себя Творцом! На это все попадаются. А ведь настоящее решение всегда было рядом. Хочешь знать, какое? Я скажу. Это уже не секрет. Серия сдана, принята, и с понедельника начинается массовое применение. Все, мы победили. Мы будем строить новый мир. Так вот, истинное решение — это пчелиный рой. Разделение труда.

— Боже, — Рыбников даже глаза прикрыл. — Вот это да…

— Дед придумал незадолго до смерти.

Рыбников спрятал лицо в ладонях.

— Я осел, — пробормотал он. — Я просто тупой осел… И конечно, архивы Деда уцелели…

— Разумеется. Свой архив Дед уничтожил, чтобы Мишке не достался. Почему бы и нет? Он знал, что у меня есть копия. И кстати, все было законно. Мы свернули работу по универсалу-репликатору и взялись за принципиально новую концепцию — универсальный рой. Дед умер, я закончил за него этот проект. В базе — «пятерка» и «трешка». В перспективе, как я уже сказал, подключим твою «девятку». Правда, с ней придется еще основательно повозиться.

— Послушай… Нет, погоди. Я понял, что все просрал. Скажи мне одно: почему твоя чертова «пятерка» не плодилась так, как «девять плюс»?! Она восемь лет сидела в парне — и ничего не было!

— А она не могла, — с достоинством сказал Гуревич. — Ты боялся спонтанного разгона? А я? Знаешь, как я боялся?! Я работал над репликатором, я влюбился в пятую, и я же просыпался ночью от собственного вопля! Мне снилось, что по кровати скачут вертолетики! И я тону в серой слизи! А решение простое. Точнее, их два. Пятая не могла самостоятельно образовывать новые рои, умела только дробить основной, на случай, если надо работать в нескольких удаленных местах. И общая масса роя не могла превышать двести пятьдесят граммов.

— Почему? — тупо удивился Рыбников. — Почему двести пятьдесят?

— Ну, — Гуревич надул щеки, — я подумал, а сколько максимально должен весить рой симбионтов? Внутренние болячки лечатся минимальным роем. Только при заражении, допустим, чумой или чем-то в этом роде, ну еще при запущенном раке ботам придется разогнаться в два или три раза. А внешние задачи?.. Оказывается, есть такие! Вот, например, геолог. В тайге. Там гнус. Я сам не знал, что даже простые комары могут насмерть заесть человека. И я подумал: наверное, геологи, охотники, да все лесные люди сказали бы мне спасибо, если бы их боты-симбионты могли выходить наружу и образовывать на коже пленку, которая пропускает свет, влагу и воздух, но откусывает хоботки кровососам. Здорово же, да? По расчетам получалось, что для такой пленки человеку весом в сто двадцать кило хватит двухсот пятнадцати граммов. Я на всякий случай выставил ограничение роя с запасом — двести пятьдесят. Чекушка, хе-хе… И подстраховал его так, чтобы боты не пошли в разгон ни при каких обстоятельствах. Даже если запрет не сработает.

— Как?! — не выдержал Рыбников. — Как ты это сделал?! Слушай, я всех сдам, всех заложу, только скажи — как ты это сделал?!

— Да ты всех сдашь по-любому, — усмехнулся Гуревич.

Рыбников надулся и сел прямо.

— Тогда просто так скажи, — заявил он. — Жалко тебе, что ли? Как?!

— Элементарно. Вписал в прошивку вирус, делов-то. Если «пятерка» умудрится обойти запрет, то запустится вирус и уничтожит рой. Жестоко? Но спонтанный разгон — это микробешенство. Взбесившийся рой ни на что не годен, разве только на вражескую базу его сбросить — вы с Мишкой блистательно подтвердили эту гипотезу… А с прошивкой можно делать самые неожиданные вещи. Например, так размазать по ней команду, что, если специально не искать ее, никто и не заметит, что она есть. Ага?

Рыбников пару раз моргнул, но промолчал.

— Мы давно этот фокус знаем, просто зачем он нам… Мы фокусами не занимаемся, мы задачи решаем. Да ты все сам увидишь.

Рыбников застыл.

— Тебя же осудят, — бледно улыбнулся Гуревич. — Ты сядешь. И тогда мы поработаем по-настоящему. «Трешка» морально устарела, а в твоей «девятке» есть рациональное зерно. Но ты, конечно, в гордыне своей не придал ему должного значения. Ладно, так уж и быть, тебе подскажут.

— Ты… — у Рыбникова сел голос. — Ты… что, правда?

— А ты как хотел? Я курирую один закрытый институт. Если по-простому и по-честному — шарашку. Тебе там понравится. Там много вас таких, идиотов непуганых. Увлекающихся наукой до полной потери совести. Хотя, конечно, ты можешь отказаться. Вдруг тебе зона строгого режима интереснее?

— Ну, нет, — Рыбников нервно усмехнулся. — Может, я идиот бессовестный, только не безмозглый. Рассчитывай на меня.

— Так что, дать тебе бумагу и стило для чистосердечного? — слегка иронично уточнил Гуревич.

— Вот именно, — жестко сказал Рыбников.

* * *

Уперев руки в бока — надменный жест очень уверенного в себе человека, — Гуревич стоял посреди руин. Его так сюда тянуло, словно убийцу на место преступления. Словно он сам тут все раздолбал. Наверное, и правда совесть нечиста. Ведь жалел родной институт, любил его, думал, как будет отмывать его репутацию и восстанавливать статус, когда Мишка свалится. А этот деятель вон как свалился — буквально. Упал стремительным домкратом.