Я с воплем отскакиваю в сторону, стискивая рану…

Отползаю обратно в церковный зал…

Аарон снова кидается на меня…

Бьет кулаком в глаз…

Моя голова дергается от удара…

Я лечу по проходу мимо скамеек, обратно в центр зала…

Еще удар…

Я поднимаю руку с ножом, чтобы защититься от кулаков…

Но лезвием вниз…

Аарон бьет опять…

Я ползу по мокрому полу…

По проходу в сторону кафедры…

И на третий раз его кулак достает до моего лица…

Вышибает мне два зуба…

Я чуть не падаю…

Потом всетаки падаю…

Спиной и головой врезаюсь в каменную кафедру…

И роняю нож.

Он со звоном скользит к краю уступа.

Бесполезный, как всегда.

— Шум тебя выдает! — вопит Аарон. — Шум тебя выдает! — Он делает шаг вперед и встает надо мной. — Когда я только вошел в это священное место, я сразу понял, что все случится именно так! — Он стоит у моих ног, смотрит на меня, его кулаки сжаты и перемазаны моей кровью, лицо — его собственной. — Ты никогда не станешь мужчиной, Тодд Хьюитт! Никогда!

Краем глаза я замечаю, что Виола лихорадочно ищет еще булыжник…

— Я уже мужчина! — говорю я, но ведь я упал, уронил нож, голос у меня дрожит, рука сжимает кровоточащую шею.

— Ты помешал мне стать мучеником! — Глаза проповедника превратились в горящие бриллианты, Шум так пылает, что от самого Аарона чуть ли не идет пар. — Тебе конец. — Он склоняет ко мне голову. — Умирая, знай: я буду убивать ее медленно.

Я стискиваю зубы.

И начинаю медленно подниматься на ноги.

— Давай уже, — рычу я.

Аарон с воплем шагает вперед…

Тянет ко мне руки…

Я поднимаю голову навстречу…

И тут — БАХ! — Виола бьет его по голове огромным камнем, который и поднять-то еле смогла…

Он пошатывается…

Но не падает: хватается за скамьи…

Пошатывается снова…

И не падает.

Черт, он ни в какую не падает.

Аарон шатается, но стоит — между мной и Виолой — и медленно расправляет плечи, огромный как башня, как страшный сон, из виска у него течет кровь, но ему плевать…

Это чудовище.

— Ты не человек, — говорю я.

— Я ведь уже говорил, малыш Тодд, — страшным грудным голосом произносит Аарон, обдавая меня таким свирепым Шумом, что я чуть не валюсь с ног. — Я святой.

Не глядя, Аарон выбрасывает в сторону правую руку и бьет Виолу в лицо: та вскрикивает и падает падает падает, спотыкается о скамью, с размаху ударяется головой о камни…

И не встает.

— Виола! — ору я.

И кидаюсь к ней…

Аарон меня не держит…

Я подбегаю…

Ее ноги лежат на каменной скамье…

Голова на каменном полу…

Из нее вытекает тоненькая струйка крови…

— Виола! — Я поднимаю ее…

Голова не держится, падает назад…

— ВИОЛА!!! — воплю я…

И тут за моей спиной раздается низкое клокотание…

Это смех.

Аарон смеется.

— Мне с самого начала было ясно, что ты ее предашь, — говорит он. — Так уготовано.

— ЗАТКНИСЬ!!!

— А знаешь, почему?

— Я УБЬЮ ТЕБЯ!!!

Он понижает голос и шепчет…

Но этот шепот продирает меня насквозь…

— Ты уже пал.

И тут мой Шум вспыхивает алым.

Алым, как никогда.

Убийственно алым.

— Давай, Тодд, — шипит Аарон. — Так держать!

Я осторожно кладу Виолу на пол и встаю, расправляя плечи.

Моя ненависть так огромна, что не помещается в пещеру.

— Ну же, мальчик, — говорит Аарон. — Очисти свою душу!

Я смотрю на нож…

Он валяется в луже воды…

Рядом с кафедрой за спиной у Аарона…

И я слышу зов клинка…

Возьми меня, говорит он.

Возьми и используй, говорит он.

Аарон раскрывает объятья.

— Убей меня, — шепчет он. — Стань мужчиной.

«Не оставляй меня, — говорит нож. — Никогда меня не отпускай».

— Прости, — шепчу я едва слышно, хотя сам не понимаю, перед кем и за что извиняюсь…

Прости…

И прыгаю…

Аарон и бровью не поводит, руки раскрыты навстречу мне…

Я врезаюсь в него плечом…

Он не сопротивляется…

Мой Шум взрывается красным…

Мы летим мимо кафедры к краю уступа…

Я падаю сверху…

Он все не сопротивляется…

Я бью его по лицу…

Еще…

И еще…

И еще…

Разбивая в кашу этот жуткий оскал…

Дробя на мелкие кровавые кусочки…

Ненависть хлещет из моих кулаков…

И я все бью…

Бью…

Сквозь хруст костей…

И треск хрящей…

Под кулаком лопается глаз…

А потом я уже ничего не чувствую…

Но продолжаю бить…

Его кровь заливает меня с ног до головы…

И мой Шум точно такого же цвета…

Потом я отстраняюсь, все еще сидя на Аароне, залитый его кровью…

А он смеется, по-прежнему смеется…

И клокочет сквозь разбитые зубы:

— Да! Да!

Во мне снова поднимается красная волна…

Я не могу ее сдержать…

Ненависть…

Я оборачиваюсь…

Нож…

Всего в метре отсюда…

На краю…

Возле кафедры…

Зовет меня…

Зовет…

И на этот раз я знаю…

Я сделаю все как надо…

Кидаюсь к ножу…

Тяну к нему руку…

Мой Шум такой алый, что я почти ничего не вижу…