— У меня нет племени, Гектор.

— Дом всегда останется домом.

— Гектор, никогда не пренебрегай ахейцем! — Она отступила на шаг назад, словно удивленная собственными словами. — Вот, я дала тебе лучший совет, чем ты заслуживаешь.

— Ахейцы такие же люди, как и все остальные.

— Да? — Ее зеленые глаза напоминали драгоценные камни. — Не могу согласиться. Я предпочла бы иметь врагом троянца, а не ахейца.

— Это честный, открытый бой. Победа будет за нами.

— Может быть. Но ты когда-нибудь спрашивал себя, почему Агамемнон поднял столько шума именно из-за этой женщины, когда у него их сотни?

— Важно то, что Агамемнон поднял шум. Причина не имеет значения.

— Значение именно в ней. Никогда не пренебрегай ахейской хитростью. А самое главное — не пренебрегай Одиссеем.

— Ха! Он просто плод воображения!

— Так он хочет, чтобы ты о нем думал. Я же знаю его лучше.

Она повернулась и пошла прочь. Париса нигде не было видно. Что ж, он будет наблюдателем, а не участником.

Меня ждали семьдесят пять тысяч пехотинцев и десять тысяч боевых колесниц, выстроившись рядами вдоль переулков и маленьких площадей, ведущих к Скейским воротам. Внутри самих ворот стоял мой собственный отряд воинов на колесницах. Раздались крики воинов, они гремели, как гром, когда я встал перед ними, высоко подняв палицу над головой в знак приветствия. Я вскочил на свою колесницу и, не торопясь, тщательно закрепил ноги в плетеных петлях, которые помогали устоять при движении, при резком повороте и особенно при езде галопом. Пока я был занят петлями, мой взгляд проносился по тысячам шлемов с пурпурными гребнями; бронза сверкала кровавым и розовым в косых лучах золотого солнца, башни ворот нависали над головой.

Засвистели кнуты. Быки, двигающие огромный валун, который поддерживал Скейские ворота, ревели от напряжения, нагнув головы. Канава, по которой двигался валун, была смазана маслом и жиром, но животные почти уперлись носами в землю. Очень медленно ворота стали отворяться — камень со скрипом и скрежетом прерывисто заскользил по дну канавы; вскоре полоса неба и равнины между крепостными стенами расширилась. Потом шум, с которым Скейские ворота распахнулись впервые за десять лет, утонул в криках радости, вырвавшихся из глоток тысяч троянских воинов.

Когда войска двинулись вниз по направлению к площади, колеса моей колесницы быстро завертелись. И вот я уже за воротами, на равнине, с моими воинами, следовавшими за мной. Ветер дул мне в лицо, под бледно-голубым сводом неба летали птицы, мои кони навострили уши и помчались галопом, а мой возница Кебрион обмотал вожжи себе вокруг талии и уверенно правил упряжкой. Мы шли в бой! Это была свобода!

Отъехав на пол-лиги от Скейских ворот, я остановился и развернулся, чтобы выстроить войска: передний фронт вытянулся в стройную линию с колесницами в первом ряду, в центре авангарда встала царская стража из десяти тысяч пеших и десяти тысяч воинов на колесницах. Все было сделано четко и быстро, без неразберихи и паники.

Когда все было устроено должным образом, я снова повернулся вперед и посмотрел на чужеземную стену, протянувшуюся по всей равнине от реки до реки, отгораживая берег, занятый ахейцами. Насыпи по обеим концам стены засверкали мириадами ярких вспышек — захватчики хлынули на равнину. Я отдал копье Кебриону и надел шлем на голову, откинув назад пурпурный конский хвост гребня. Мой взгляд встретился со взглядом Деифоба, колесница которого стояла бок о бок с моей в том же ряду, и мой приказ выступать побежал от одного воина к другому по всей ширине вытянувшегося на лигу фронта. Мой двоюродный брат Эней командовал левым флангом, царь Сарпедон — правым. Я вел авангард.

Ахейцы подходили все ближе и ближе, солнце усиливало сияние их доспехов; я напрягал зрение, чтобы увидеть, кто выступит против меня, гадая, будет ли это сам Агамемнон, или Аякс, или кто-то другой из их вождей. Стук моего сердца замедлился, ибо Ахилла среди них не было. Потом я бросил еще один взгляд на наши ряды и подпрыгнул от изумления. Парис был там! Со своим драгоценным луком и колчаном стрел он стоял во главе отряда царских стражников, который был поручен ему в давнишние времена. Я спросил себя, на какие уловки пошла Елена, чтобы выманить его из надежного укрытия во дворце.

Я вознес Громовержцу небольшую молитву. Хотя на моем счету битв было больше, чем у кого бы то ни было из ныне живущих мужей, я никогда не сражался против такой армии, как троянская. Да и Эллада никогда не собирала такого войска, как войско Агамемнона. Мои глаза смотрели на плывущие в дымке вершины далекой Иды, и я гадал, покинули ли боги Олимп, чтобы расположиться на ней и наблюдать за сражением. Оно было вполне достойно их интереса, ведь о такой великой войне никогда не мечталось ни простым смертным, ни им самим — войны богов были скорее приватными междоусобицами из-за ограниченного количества возможных участников, ведь они сражались только между собой. Не станут они и поддерживать в битве ни нас, ни наших врагов (если они собрались на Иде), хотя всем было известно, что Аполлон, Афродита, Артемида и те, кто с ними связан, яростно выступали в защиту Трои, в то время как Зевс, Посейдон, Гера и Афина Паллада стояли за Элладу. Никто не мог с точностью сказать, за кого стоял Арес, бог войны, хотя именно ахейцы поклонялись ему, но его тайная подруга Афродита была всецело на стороне Трои. Гефест же, ее супруг, был (что вполне естественно) на стороне Эллады. Это было нам на пользу, ибо мы радели о плавке металлов и тому подобных искусствах и наших ремесленников направляла его божественная рука.

Если какой-нибудь муж и был счастлив в тот день, то этим мужем был я. Мое удовольствие портило только одно: юноша в моей колеснице, который раздраженно ерзал на месте, ибо страстно хотел ехать на собственной колеснице воином, а не возницей. Я искоса посматривал на него, моего сына Антилоха. Он был совсем ребенком, мой самый младший и самый любимый, дитя моих закатных лет. Когда я покинул Пилос, ему было двенадцать. Всем его посланцам, передававшим мне его мольбы о разрешении приехать в Трою, я отвечал твердым отказом. Поэтому он спрятался на корабле, который ходил между Элладой и Геллеспонтом, и приехал тайком, негодник. По прибытии он отправился не ко мне, а к Ахиллу, и они вместе убедили меня позволить мальчишке остаться. Это была его первая битва, но я всем сердцем желал, чтобы он был далеко отсюда, на песчаном берегу Пилоса, составляя списки продуктов, которые нужно купить на рынке.[21]

Мы выстроились напротив троянцев. Линия войск протянулась на целую лигу; я без удивления заметил, что Одиссей был прав. Их было намного больше, чем нас, даже если бы вся Фессалия была с нами. Я всмотрелся в их ряды в поисках вождей и сразу же увидел Гектора в центре их авангарда. Мои пилоссцы образовали часть авангарда вместе с воинами обоих Аяксов и еще восемнадцати мелких царей. Агамемнон, стоящий в самом центре нашего авангарда, оказался как раз напротив Гектора. Левым флангом командовали Идоменей с Менелаем, а правым — Одиссей с Диомедом, эта нелепая любовная парочка. Один слишком горячий, другой слишком холодный. Вместе — то, что надо.