На этом переговоры были практически прерваны.

В это самое время Жуков, оценив происходящее на фронте, был вынужден констатировать, что немедленное наступление не имеет шансов на успех. Войска измотаны, коммуникации растянуты. Еще до получения известий о начале восстания стало ясно, например, что танкам не хватает горючего. Следовало дать передышку, подтянуть тылы и только тогда начинать наступление на Варшаву.

Жуков высказал свое мнение Сталину в телефонном разговоре. Верховный был явно недоволен, приказал Жукову вернуться в Москву и доложить все лично.

«Я развернул карту и начал докладывать, – вспоминал Жуков. – Вижу, И. В. Сталин нервничает: то к карте подойдет, то отойдет, то опять подойдет, пристально всматриваясь своим колючим взглядом то в меня, то в карту, то в К. К. Рокоссовского. Даже трубку отложил в сторону, что бывало всегда, когда он начинал терять хладнокровие и контроль над собой.

– Товарищ Жуков, – перебил меня В. М. Молотов, – вы предлагаете остановить наступление тогда, когда разбитый противник не в состоянии сдержать напор наших войск. Разумно ли ваше предложение?

– Противник уже успел создать оборону и подтянуть необходимые резервы, – возразил я. – Он сейчас успешно отбивает атаки наших войск. А мы несем ничем не оправданные потери…

– Вы поддерживаете мнение Жукова? – спросил И. В. Сталин, обращаясь к К. К. Рокоссовскому.

– Да, я считаю, надо дать войскам передышку и привести их после длительного напряжения в порядок.

– Думаю, что передышку противник не хуже вас использует, – сказал Верховный. – Ну, а если поддержать 47-ю армию авиацией и усилить ее танками и артиллерией, сумеет ли она выйти на Вислу между Модлином и Варшавой?

– Трудно сказать, товарищ Сталин, – ответил К. К. Рокоссовский. – Противник также может усилить это направление.

– А вы как думаете? – обращаясь ко мне, спросил Верховный.

– Считаю, что это наступление нам не даст ничего, кроме жертв, – снова повторил я».

Сталин гневался, выгонял военачальников из кабинета «подумать еще»… Жуков не знал, о чем пишут западные газеты, прямо называвшие советского лидера предателем, который не делает ничего, чтобы помешать фашистам подавить Варшавское восстание и истребить его участников. Сталина такая репутация вовсе не устраивала, посему он снова и снова требовал от Жукова и Рокоссовского организовать немедленное наступление. Но в конце концов был вынужден согласиться с их доводами и объявить свое решение: советским войскам оставаться пока в обороне.

Помощь восставшим тем не менее оказывалась – с самолетов в занятые ими кварталы Варшавы сбрасывали оружие, продовольствие, медикаменты. Однако восстание потерпело поражение: слишком значительные силы были направлены немцами против его участников. Генерал Коморовский капитулировал и получил для себя самолет, на котором отправился в Швейцарию. Его люди, те, кто уцелел, оказались в концлагере под Варшавой. Партизаны Армии Людовой сдаться отказались и, продолжая сражаться, уходили из города по подземным коммуникациям…

Однако до сих пор сохранилось представление о том, что советское руководство могло помочь повстанцам, но не сделало этого. Существует даже популярная польская баллада, написанная от имени танка Т-34, который стоит на другом берегу Вислы и не понимает, почему его не ведут в бой…

20 июля 1944 года в ставке вождя Третьего рейха, расположенной в прусском местечке Растенбург, один из немецких офицеров, подполковник Генерального штаба граф Клаус Шенк фон Штауффенберг, совершил покушение на Гитлера. Во время военного совещания он отлучился «по делу», оставив в помещении свой портфель с бомбой, в которой был включен часовой механизм, после чего успел покинуть гитлеровскую Ставку. Но на этот раз Гитлеру повезло – кто-то передвинул портфель в сторону и, когда около часа дня раздался сильный взрыв, Гитлер остался невредим. А тем временем растерявшиеся заговорщики, среди которых были и представители германского генералитета, пытавшиеся под предлогом смерти фюрера захватить власть в Берлине и Париже, были арестованы эсэсовцами, отданы под суд и после страшных пыток многие из них казнены.

После этого фюрер прилюдно рассуждал о предусмотрительности Сталина, истребившего изрядную часть довоенного генералитета в СССР. Но это покушение стало лишним, хотя и не главным доказательством того, что «тысячелетнему рейху» может прийти конец.

Среди заговорщиков был и фельдмаршал фон Клюге, основной противник злополучной для вермахта операции «Цитадель», который попытался втянуть в дело еще одного высокопоставленного танкиста – Гудериана, даром что всегда не ладил с ним. Тот свидетельствовал: «…Меня посетил генерал фон Тресков, бывший начальник оперативного отдела у фельдмаршала фон Клюге. Он сказал мне, что прибыл по поручению фельдмаршала, который, мол, может помириться со мной, если первый шаг к примирению сделаю я. Он хотел выступить вместе со мной против Гитлера с целью добиться ограничения полномочий последнего как верховного главнокомандующего вооруженными силами. Согласиться с этим предложением я не мог, так как очень хорошо знал неустойчивый характер фельдмаршала фон Клюге».

Но не только в характере было дело, но и в том, кто же сумеет выкрутиться из очевидно уже проигранной войны с минимальным для себя ущербом. Гудериана прозвали «шустрым Хайнцем», видимо, не только за скорость продвижения его танковых колонн: «…Новый командующий войсками на западе фельдмаршал фон Клюге намеревается без ведома Гитлера заключить перемирие с западными державами, для чего хочет в скором времени вступить в переговоры с противником. Это известие совершенно ошеломило меня. В моем воображении сразу стали вырисовываться события, которые должны были повлиять на ослабленный Восточный фронт и пагубно отразиться на всей судьбе Германии. Этот шаг Клюге сразу привел бы к крушению нашей обороны как на западе, так и на востоке и к безостановочному продвижению русских».

Фон Клюге после неудачного покушения поначалу был практически вне подозрений. И даже очевидная неприязнь Гудериана ему, казалось, не повредила, хотя «шустрый Хайнц», судя по всему, очень старался утопить своего бывшего начальника. «Я заметил, что новый командующий войсками на западе не имеет достаточного опыта в управлении бронетанковыми соединениями, – вспоминал Гудериан, – и что поэтому я вынужден сделать предложение об использовании его на другой должности. Вдруг Гитлеру пришло в голову: «Между прочим, он является соучастником заговора!» Все трое – Кейтель, Иодль и Бургдорф – заметили, что фельдмаршал фон Клюге был «лучшим конем в конюшне» и что поэтому, несмотря на то что он был осведомлен о подготовке заговора, от него нельзя отказываться».

Но удача фон Клюге была недолгой: в конце июля ему пришлось убеждать Гитлера в необходимости отвести войска из Нормандии после высадки союзников, что вызвало гнев фюрера, который отнюдь не угас после того, как опасения фон Клюге о возможности окружения сбылись. А когда фельдмаршал сам чуть не угодил в окружение и с ним на какое-то время была потеряна связь, подозрения фюрера разыгрались в полной мере.