— Не знаю, мистер, — ответил Кон. — Они могут быть в десяти разных местах.

— С ним все в порядке? — подозрительно спросил Тони, указывая пальцем на врача.

— С тобой все в порядке? — спросил Голдберг.

— Меня здесь вообще нет, — ответил доктор, складывая инструменты в ванночку с дезинфицирующим раствором. — Я ваша галлюцинация, и я иду спать. Не напрягай особо руку. Когда выйдете, бросьте ключ обратно через разбитое окно над дверью.

Кон и Тони были потрясены.

— Мистер, — обратился к врачу Тони. — Доктор, я хотел сказать. Зачем же вы так со своим ключом поступаете? Это все равно что держать дверь открытой. Мы с Коном придем завтра и покажем, как сделать дверь надежной. Здесь же столько негодяев разных ходит.

— Что ж, по-моему, честный обмен, — ответил врач. — Если кто-нибудь пустит в вас пулю, молодые люди, вы знаете, к кому обратиться. А теперь выметайтесь, уже три часа ночи.

Когда они вышли на улицу, Голдберг спросил:

— Вы говорили, где могут быть остальные…

— Ах да, — вспомнил Кон. — Понимаете, мистер, есть десятки разных домов, где они могут прятаться. К тому же на одном месте они вряд ли будут сидеть. Хотите поискать?

— Сейчас у меня есть кое-какие важные дела. А вы оба отправляйтесь в Ламбет. Когда выясните, где они, пошлете записку по адресу Сохо, Дин-стрит, двадцать семь.

— Дин-стрит, двадцать семь. Мистер, а что это у вас за дела? В чем дело-то?

— Дело в евреях, что живут в Ист-Энде.

— Что, будет драка?

— Возможно. Но…

Кон шлепнул себя по ноге и издал радостный возглас.

— Да уж, наконец-то жидам начистят репу! — завопил он. — Тони, а я бы с радостью…

Он замолчал. Голдберг хмуро смотрел на него, а Тони помертвел от страха.

— Ты идиот недоделанный, — зашипел он. — Не видишь, что ли, наш друг сам еврей.

Кон разинул рот и покраснел. Для него это было открытием; другие ничего не заметили из-за дождя и темноты. Только сейчас Кон вгляделся в лицо своего нового знакомого.

— Вот это да, — пробубнил он. — Простите, мистер. Если бы я знал, что вы еврей, я бы… я бы… я бы пошел драться за евреев.

— Он ведь помог вам, — вступился за друга Тони. — Это что-то значит.

Кон протянул руку, и Голдберг пожал ее.

— Ладно, — сказал он. — Но больше так не говори или сильно об этом пожалеешь. Вот… — Он достал из кармана сигары. — Только три осталось. Каждому по одной. Запомните, принесите записку, а если меня там не будет, пусть кто-нибудь позвонит…

— Я умею звонить по телефону, — заявил Тони. — Какой номер?

— Сорок два четырнадцать. Слыхали о Малыше Менделе?

Оба парня кивнули, широко раскрыв глаза.

— Это его номер. На линии будет человек, который передаст то, что вы скажете.

— А вы куда? — спросил Кон. — Драка-то будет?

Голдберг взглянул на маленького вояку, мокнущего под дождем, и помотал головой.

— В другой раз. Найдите ребенка.

Все прикурили свои сигары и направились в разные стороны. Голдберг повернул на восток, прошел по узким улочкам недалеко от Ковент-Гардена, где уже толпились повозки и фургоны, везущие товары на рынок. Грузчики таскали ящики с апельсинами, мешки с орехами, тюки с капустой; воздух был наполнен криками и грохотом тяжелых колес, из баров доносились заманчивые запахи. В ранние утренние часы это была самая оживленная часть Лондона.

Хотя в Уайтчапеле жизнь тоже кипела. Булочник на Холивелл-стрит разжигал печь; громилы Пэрриша собирались в темноте. Голдберг ускорил шаги, надеясь подоспеть вовремя.

Салли услышала шум лифтового двигателя и села. Было не очень темно, слабый свет шел от шахты лифта, и Салли увидела, как на полу увеличивается тень — это значило, что лифт спускается в подвал.

Первое, что она сделала, когда ее бросили сюда, — прошла вдоль стен, чтобы как-то разведать обстановку. Комната была пуста, стол и стул, что были здесь, когда она спускалась в подвал в первый раз, куда-то исчезли. Она разглядела лишь шахту лифта, дверь на лестничной площадке и дверь в соседнюю комнату — обе были заперты.

Салли пощупала чулок. Бумага была там. Она поправила плащ, чтобы он закрывал ее бедро, и выпрямила спину.

Из железной кабины лифта лился свет. Когда, опустившись в подвал, он с легким шипением замер, дверца открылась, и Салли увидела, как Мишлет выталкивает на паркетный пол большое кресло-каталку.

Ай Линь огляделся по сторонам.

— Я первый раз в своем подвале, — заметил он. — Что за шум?

Мишлет склонил голову. Это был звук, который Салли уже слышала, шум подземного потока, но сейчас он был гораздо ближе, гораздо громче и отчетливей.

— Не знаю, сэр, — ответил Мишлет.

В свете колышущегося пламени лампы лицо слуги казалось бледным, как у привидения. В своем халате и с повязкой на глазу он походил на завернутого в саван покойника, и Салли на мгновение почудилось, что она видит целую толпу похожих фигур, всех умерших из Спайталфилдс, безымянных покойников прошлых веков, которые вышли из-под земли.

Она встретилась глазами с Ай Линем, Генри Ли, Цадиком.

— У меня было время подумать, — сказал он. — Конечно, я ждал этого момента несколько лет, особенно последний час. Вы очень умная и находчивая женщина, мисс Локхарт.

— Жаль, что здесь нет свидетелей, — заметила Салли.

— Почему?

— Потому что вы уже дважды назвали меня мисс Локхарт, а не миссис Пэрриш. Я бы пригласила вас в суд в качестве свидетеля.

Он улыбнулся.

— О, Пэрриш… Он лишь пешка. Мы найдем способ избавиться от него.

— Вы еще не нашли способа избавиться от меня. Или за этим вы сюда и спустились?

— Нет. Как я уже сказал, у меня было время подумать. Откуда вы узнали мой адрес?

— От девушки, которая ехала с вами из Москвы.

— Понятно. И зачем вы проникли ко мне в спальню час назад?

— Чтобы выяснить, тот ли вы человек, за которого я вас принимала.

— А если бы вы не обнаружили шрама, отметины от пули?

Салли молчала. Она осознала, как давно все поняла и как долго пыталась убедить себя в том, что это неправда.

— Что ж, — продолжил он, — я хотел задать вам пару вопросов, мисс Локхарт. Начнем-с…

— У меня к вам тоже есть несколько вопросов. Почему вы преследуете евреев?

— Кто-то ведь должен это делать.

— Глупый ответ.

— Глупый вопрос.

— Вопрос-то хороший. Зачем вы это делаете?