— Послушайте, герцогиня. Вы ведь все это время находились в Лукке, не так ли? Вы хотите сказать, что вы все знали?

Мароция подошла к Беренгарию и хладнокровно заглянула ему в глаза.

— Да, мой повелитель. Я знала.

— И вы знаете, кто все это сделал?

— Да, мой повелитель. Я знаю.

— И вы не сказали мне ничего. Вы…. Вы тогда тоже пособник убийц!

Находчивость и изворотливость будут одними из главных качеств тускуланского рода на протяжении всей его долгой истории.

— Я была под надзором в Лукке. Попытка послать к вам моего слугу, Романа из Неаполя, помните его матушка? — обернулась она на секунду к Теодоре, — так вот эта попытка закончилась тем, что моего слугу, с которым я, между прочим, была дружна с детства, убили по дороге к вам.

— Кто же приказал убить Бертиллу?

— Я думаю, ваше высочество, вы уже сами знаете ответ, но боитесь признаться себе. Хорошо, сейчас вы услышите имя из первых уст.

И она вновь хлопнула в ладоши.

— Двух тосканских псов!

На сей раз слуги внесли и положили на пол двух мужчин, палачи успели изрядно позабавиться и над ними. Руки и ноги у пленников были перебиты, тела представляли собой один сплошной синяк, однако лица их были странно целы, ибо Мароция специально настояла на том, чтобы узники могли отвечать на допросе.

— Анаита, они? — спросила Мароция проститутку.

— Да. Именно они приехали ко мне в Рим просить ворожею.

— Ваше высочество, поясняю, что нам особо повезло два дня назад, когда Анаита со своими товарками заявилась со своими нехитрыми услугами в ваш военный лагерь на Нероновом поле. В этом лагере она встретила тех, кто просил у нее когда-то ворожею. Надеюсь, эти люди развеют ваши последние сомнения. Где вы их встретили, милая?

— У тосканских шатров, госпожа. Они декархи стражи маркизы Берты. Надо сказать, что они платили весьма щедро, и…

— Хельга, это они дали тебе денег на убийство королевы, а затем лишили тебя речи?

Гадалка также кивнула головой. В ее исступленных от боли глазах мелькнула искра злорадства, что ее мучители теперь тоже сполна получают свое.

— Ну что, теперь с вами, — Мароция подошла к лежащим на полу мужчинам и наступила одному на перебитую руку. Дикий стон потряс стены подвала.

— У меня только один вопрос к вам, — сказала маленькая садистка и с этим словами встала ногой на руку другого. Еще один крик.

Родители Мароции абсолютно спокойно смотрели на свою дочь и только удивлялись и гордились тем, как ловко она выбивает признания у этих преступников.

— Кто вам приказал найти ворожею? Отвечайте! — и она с легкой грацией подпрыгнула на их руках.

— Берта! Графиня Берта! Наша госпожа Берта! — наперебой заголосили жертвы.

Мароция сошла с тел несчастных и позвала слуг, чтобы те увели всех допрошенных.

— Ваше высочество, есть ли у вас далее необходимость в этих людях? — спросила она.

Беренгарий неопределенно махнул рукой. Мароция вызвала слугу и что-то шепнула ему на ухо.

— Но прежде дождитесь окончания Святой недели. Нет, Анаиту не трожьте, она мои глаза и уши в Трастевере, — донесся до прочих обрывок ее речи.

Все смотрели на короля и ждали его слов. Однако Беренгарий молча встал и покинул залу, ни с кем не попрощавшись. Цоканье копыт его коня по брусчатке Адрианова моста неприятно резко нарушило тишину уснувших римских улиц. Граф Мило едва поспевал за своим королем. Кругом не было ни души, город рано улегся спать в сладостном предвкушении завтрашней императорской коронации.

Утро Светлого Христова Воскресения, 24 марта 916 года, король Беренгарий встретил в удивительно дурном расположении духа и красными после бессонной ночи глазами. Совсем не таким в мечтах виделся ему день его земного триумфа. Почти тридцать лет старый рыцарь безуспешно гонялся за этой призрачной императорской короной, которая то и дело ускользала от него, ехидно приземляясь на головы его более удачливых соперников из Италии, Германии и даже Бургундии. Бесконечные войны, погубившие тысячи христианских душ, бесконечные интриги, позорный для христианского монарха союз с безбожниками-венграми и даже, как выяснилось накануне, жизнь его любимой женщины, все это потребовалось принести в жертву ради обладания титулом, не имеющим по сути заметной практической пользы и лишь потакающим тщеславию и гордыни. И в тот момент, когда цель всей жизни оказалась на расстоянии вытянутой руки, и уже нет сил, способных тебе помешать, в душе Беренгария не было место ничему — так выглядит степь после прошедшего по ней всеистребляющего пожара.

Осталось лишь желание мести. Мести, как государя, которого пытались обвести вокруг пальца его исконные враги, на время напялившие на себя овечьи шкуры и по-хозяйски разместившиеся у его очага. Еще больше мести обманутого пожилого мужчины, поверившего в искренность намерений той, которая должна была стать его последней любовью в этом мире, любовью чистой и возвышенной. Перед глазами короля неисчезаемой пеленой все эти ночные часы стояла его покойная Бертилла, он слышал ее тихий голос, зовущий его свершить справедливый суд над ее убийцей. Всю ночь король разговаривал с призраком, спрашивая того, какого наказания заслуживает та, которую он на утро собирался объявить своей супругой и королевой. Призрак был мудр и кроток, и дал королю на самом деле самый верный совет.

Звук тосканских бюзин, раздражающий все живое и, тем более, сонное на добрую версту вокруг, возвестил о благополучном приходе в римские пределы Берты Тосканской. Беренгарию пришлось поспешить навстречу своей коварной обольстительнице. Лицо Берты сияло и король, при всей своей досаде, не мог не отметить, сколь прекрасна сегодня эта преступница, не иначе как сам Люцифер наполнил своей темной силой и лживыми красками каждую пору ее лица. Беренгарий с холодной учтивостью приветствовал тосканскую графиню. Берту не смутил этот прием, она посчитала, что король преисполнен важности момента и пребывает в состоянии небывалого душевного волнения. Сегодня, наконец, должны исполниться и ее мечты тоже, в мыслях своих она то и дело возносилась к своей матери Вальдраде, которая сегодня, вне всяких сомнений, из райских кущ наблюдает за ее триумфом и гордится ею. На фоне таких высоких размышлений мелочной и не заслуживающей никакого внимания стало для Берты известие об исчезновении из лагеря двух ее верных слуг. Да и при прочих обстоятельствах, она вряд ли бы приняла эту весть близко к сердцу, тем более что люди ее двора в эти дни пропадали ежедневно, но всякий раз, спустя время, возвращались со следами пережитых накануне удовольствий на лицах.

Некоторое время ушло у Беренгария и его свиты, чтобы выстроить свой отряд согласно иерархии и с учетом пропускной способности римских дорог, прежде чем торжественная процессия начала свой путь от холма Пинчио к Марсову полю. Здесь их встретила ликующая толпа горожан и гостей Рима, и городской милиции пришлось изрядно попотеть, чтобы проложить Беренгарию дорогу среди беснующегося людского моря. Сам король ехал впереди своей делегации и ему, подобно волнорезу, пришлось принять на себя всю мощь волны людских славословий в свой адрес и в адрес своей родины. За Беренгарием двигались граф Мило, висконт Фламберт, а между ними королевская воспитанница Анна, с испугом оглядывающая все вокруг себя и не верившая своим глазам. Далее следовали Берта и Гвидо Тосканские, тогда как их родня из Ивреи должна была поджидать в пределах города Льва вместе с прочей знатью и высшим духовенством.