Картина исчезла. Появилась другая, потом еще и еще. Образы сменялись все быстрее, набегая друг на друга. Кедрин в старости… Кедрин снова молод, с ним Эшривель… Кедрин, Тепшен Лал и Браннок в каком-то месте, которое может привидеться только в страшном сне… Кедрин гибнет, отражая атаку диковинных тварей… Снова жив, смеется… плачет… сражается… бежит… Глаз уже не успевал следить за чередованием картин. В этот момент Уинетт обнаружила, что водоем бурлит, словно в глубине забил ключ.

Уинетт подняла талисман, но водоем не успокоился. Казалось, вода закипает, образы смешались и исчезли. Мало-помалу поверхность начала успокаиваться. Уинетт задумчиво смотрела на серебристую гладь, на которой исчезали последние следы ряби. Еще недавно он обещал так много, но принес лишь смятение… Уинетт размотала цепочку и повесила талисман на шею.

Ее переполняло отчаяние. Она надеялась, что Камень Кирье поможет ей увидеть будущее, но теперь эта надежда рухнула. Казалось, открылся какой-то шлюз, и боль, хлынувшая оттуда, грозила затопить ее душу. Только не поддаваться, подумала Уинетт. Она закрыла глаза и попыталась успокоить смятенный ум упражнениями, которым ее обучили в Эстреване.

Ясно, что от водоема не будет толку. Либо она увидит все, что может произойти с Кедрином, если он сделает тот или иной выбор, либо это просто игрушка Эйрика. Другого предназначения этой странной вещи Уинетт придумать не могла. Она даже не могла представить, зачем водоем создавал те картины, которые она только что наблюдала. Ясно было одно: прибегнуть к этому средству — значит снова пережить отчаяние, граничащее с безумием. С другой стороны, у нее нет иного способа узнать что-то о Кедрине. Оставалось лишь слепо верить, что он ищет ее — или искал: она не могла даже предположить, жив он или мертв.

Оглушающее безграничное одиночество, которое она впервые ощутила на крыше дворца, снова полонило ее. Без помощи водоема она полностью во власти Эйрика. Не уверенная в его намерениях, она чувствовала себя беззащитной как никогда. Все, на что она могла опереться, кроме веры в Госпожу, — это надежда на то, что Кедрин, возможно, продолжает свои поиски.

Она сосредоточилась на этом… и поняла: именно те способы, которыми она надеялась поддержать себя, не оставляли от этой опоры камня на камне. В Эстреване ее учили сурово и беспристрастно оценивать перспективы, отринув все эмоции. Она хочет, чтобы Кедрин нашел ее. Но для этого ему неизбежно придется спуститься в Нижние пределы, а значит, столкнуться с теми опасностями, которые там грозят. Смерть — один из вероятных исходов, и на это нельзя закрывать глаза. Но если Кедрин погибнет, ей суждено закончить свои дни в этом прекрасном и мрачном дворце наедине с Эйриком. Госпожа не оставит ее — в этом Уинетт не сомневалась. Но сможет ли Кирье Сама вмешаться в происходящее? Вера в Госпожу делала дух Уинетт неуязвимым, но ее тело трепетало при мысли, что ей никогда не покинуть этот чуждый мир. Талисман был надежной защитой от любой угрозы, но он не мог защитить от коварных сомнений, которые становились все сильнее. Они грозили уничтожить ее веру, погасить робкую надежду — на то, что талисман защитит Кедрина, как защищает ее, на то, что ее супруг сумеет пробиться сюда и спасти ее. Уинетт призвала все свое здравомыслие, отогнав эмоции. Если она хочет спастись, ни в коем случае нельзя доверять Эйрику, как бы ей этого ни хотелось.

Итак, она остается в одиночестве.

Оставалось только верить, что Госпожа не оставит ее, и полагаться на собственный ум. Перспектива выглядела пугающей. Ее инициатива и без того была ограничена. Уинетт теперь могла лишь ожидать развития событий. Казалось, она участвует в какой-то непонятной игре, где может лишь отвечать на ходы Эйрика.

Уинетт открыла глаза, поднялась и расправила платье. Подол промок. Судя по всему, затея никаких результатов не принесла, разве что удалось опровергнуть некоторые предположения. Но теперь Уинетт почувствовала себя спокойнее. Она твердо решила, что не даст себя обмануть. Самым простым средством укрепить свои силы были горячая ванна и сухая одежда. Не удостоив водоем ни одним взглядом, она покинула комнату и двинулась через залитый дождем двор к двери.

В ее покоях было светло и свежо, словно комнаты только что проветрили. Небрежная роскошь вызывала чувство защищенности. Дождь барабанил по стеклам, но внутри было сухо и уютно. Увядшие цветы исчезли, свежие букеты наполняли воздух тонким ароматом. В очаге лежали дрова, рядом фитили и огниво. Но образ огня в очаге почему-то породил мысли об Ашаре. Уинетт торопливо подошла к двери, задвинула щеколду и лишь тогда позволила себе раздеться. Затем она повернула золотые краны, и горячая вода, исходя паром, хлынула в резную ванну. Уинетт со вздохом забралась в ванну, растянулась в воде и, откинув голову на бортик, твердо решила думать лишь о телесном наслаждении, которое доставляло купание.

От тепла начало клонить в сон. Бархатистое мыло источало сандаловый запах. Прежде чем растереться, Уинетт окатилась прохладной водой, потом осушила волосы и, еще нагая, уселась перед зеркалом и стала причесываться. Дремота не проходила. Приведя в порядок волосы, она забралась в манящую покоем постель, сжала в руке талисман и погрузилась в желанный сон.

И вдруг, вздрогнув, пробудилась. В спальне кто-то был. Ужас вмиг охватил ее. Уинетт приоткрыла рот — и тут увидела Эйрика, стоящего у постели с черным лакированным подносом в руках.

— Прости, — его улыбка была одновременно озорной и виноватой. — Я не хотел тебя напугать.

Уинетт несколько мгновений глядела на него. Потом вспомнила, что обнажена, стыдливо натянула покрывало до подбородка и лишь тогда села, опершись на подушки. Взгляд карих глаз, сияющих золотистыми крапинками, скользнул по покрывалу, под которым обрисовывалось ее тело. Потом Эйрик поставил ей на колени поднос, похожий на столик на маленьких ножках.

— Ты не явилась к обеду, и я решил, что обед должен придти к тебе.

На подносе красовались блюда, а на них — мясо с приправами и овощами, великолепные фрукты и сыр, кувшин и два бокала. Едва запахи коснулись ноздрей, ее желудок затрепетал, но она подавила искушение и устремила взгляд на Эйрика.

Тонкая золотая лента, словно под цвет крапинкам в карих глазах, охватывала его голову, не давая волосам падать на лицо. Пояс из золотистого металла стягивал на талии свободное белое сюрко. Штаны и рубаха бордового цвета, сапоги из кожи невероятной белизны… В этом наряде Эйрик еще сильнее походил на Кедрина.

— Ты не голодна? — спросил он с легкой улыбкой.

— Как ты вошел?

— Прости за вторжение, — Эйрик виновато склонил голову. — Но я беспокоился о тебе.

— Как ты вошел? — повторила она. Ее рука скользнула под покрывалом к груди, пальцы стиснули талисман.

— Дверь была не заперта, — пожал плечами Эйрик. — Я постучал, ответа не последовало, и я решил оставить поднос. Ты проснулась прежде, чем я ушел.

Уинетт нахмурилась. Неужели она и вправду оставила засов открытым? Но она ясно помнила, как задвигала защелку. Итак, засовы для него не преграда. Пару мгновений она раздумывала, не потребовать ли с него объяснений, но отказалась от этой мысли и покосилась в сторону угощения.