– Боюсь, вы ошибаетесь, – решительно перебилд’Артаньян. – В мушкетерах короля я не состою, и плащ этот оказался намоих плечах по причинам, которые вам нет нужды знать…

Впервые на лице толстяка обозначилось нешуточное изумление.Не давая ему опомниться, д’Артаньян сделал три шага к столу, волоча за собойвцепившихся ему в локти оторопелых стражников, и, чеканя слова, сказал:

– Слушайте меня внимательно и не хохочите, как идиот!Немедленно пошлите людей – и лучше всего верховых – в дом господина де Кавуа,капитана мушкетеров его высокопреосвященства, а также в Пале-Кардиналь, чтобыони разыскали графа де Рошфора, конюшего монсеньёра Ришелье. Молчать, я вамговорю! Пусть немедленно разыщут одного из этих господ или обоих и попросят ихявиться сюда! Речь идет о судьбе Франции, понятно вам, жирное вы брюхо?! Еслипромедлите или выполните мое поручение дурно, кардинал вас еще до закатаприкажет повесить на башне Консьержери! Ну, что вы сидите, как жаба на лопухе?

Было в его лице и голосе нечто, отчего толстяк, мгновенноизменившись лицом, с неожиданным проворством вскочил на ноги, опрокинув брюхомстол, так что зловещие бумаги – а других здесь и не имелось – разлетелись повсей комнате. Караульные настолько изумились, что от растерянности выпустили арестованного.Д’Артаньян скрестил руки на груди и, видя решительный перелом в свою пользу,высокомерно поторопил:

– Живее! Служба кардинала! Именем еговысокопреосвященства!

Комиссар, топчась прямо на рассыпанных бумагах, вместопрежнего густого баса воскликнул тоненьким бабьим голоском, себя не помня отрастерянности:

– Что вы стоите, болваны?! Живо, бегите в конюшню,найдите Пьера и Грегуара, пусть седлают коней! Пусть сломя голову летят вПале-Кардиналь и к капитану де Кавуа!

Стражники, мешая друг другу и сталкиваясь боками, выскочилив узенькую дверь. Комиссар, с удивительным для такой туши проворствомприплясывая вокруг д’Артаньяна, запричитал:

– Простите дурака, ваша милость, кто же знал, кто могпредполагать, что тут не нахальная дуэль, а кардинальская служба… Уж негневайтесь, душевно прошу! Пока они управятся – бургундского, а? Тушеныхголубей, а? Фаршированных болонской колбаскою с каперсами? Мигом слетают…

– Оставьте эти глупости, – сказал д’Артаньянзначительным тоном. – Дайте лучше простой воды, в горле пересохло…

…Неизвестно, что говорили посланцы комиссара и какиеаргументы они пустили в ход, но уже через полчаса, показавшиеся д’Артаньянувечностью, в коридоре зазвенели шпоры, и в комнатушку энергичным шагом вошлидвое мужчин: капитан де Кавуа и граф Рошфор, судя по их виду, мчавшиесяверхами.

На лице Кавуа отобразилось горькое разочарование, даженешуточная обида:

– О господи, это вы, д’Артаньян! Если вы опять влипли вкакую-то неприглядную историю, вам, черт меня побери, придется выпутываться самому…Что это за выдумки насчет кардинальской службы?

– Подождите, – сказал Рошфор, окинув д’Артаньянапроницательным взглядом черных глаз. – Шевалье, откуда у вас мушкетерскийплащ, и что означает весь этот маскарад?

– Подождите за дверью, – приказным тоном обратилсяд’Артаньян к комиссару. – Вас позовут, когда будет в вас надобность…

Комиссар, после реплики капитана де Кавуа засомневавшийсябыло в неких мрачных и грандиозных полномочиях д’Артаньяна, покосился на графаРошфора, но тот согласно кивнул – и толстяк проворно выкатился за дверь с самымразнесчастным видом, окончательно запутавшись в сложностях жизни.

– Итак? – с непроницаемым видом спросил Рошфор.

Д’Артаньян, подойдя к ним вплотную и понизив голос, сказал:

– Господа, жизнь его величества и кардинала вопасности!

– Я отчего-то полагал, что вы несколькими годамистарше, – сказал кардинал Ришелье, почти бесшумно прохаживаясь покабинету, – но кардинальские коты, ухоженные, пушистые, благодаря своейневероятной чуткости ловившие настороженными ушами малейший звук, то и делопровожали его загадочными прищуренными взглядами.

Д’Артаньян был наслышан о них, но видел впервые – и старалсясидеть, не шевеля ногами, потому что парочка избалованных созданий непринужденноразместилась у его пыльных ботфорт, время от времени пробуя их на прочностькогтями, таращась снизу вверх со столь серьезным и озабоченным видом, словнохотели понять, друг это хозяину или враг.

– В таком случае, оба мы оказались в одинаковом заблуждении,монсеньёр, – сказал д’Артаньян. – Я тоже, уж не обижайтесь напровинциала, представлял вас убеленным сединами стариком. В провинции только иразговоров о вас… Но ваш возраст молва как-то обходила стороной…

– Вы разочарованы?

– Наоборот, – сказал д’Артаньян. – Свершениявыглядят особенно грандиозными, когда их инициатор в расцвете лет и сил…

– Вас уже научили в Париже говорить льстивыекомплименты? – усмехнулся Ришелье.

– Помилуйте, монсеньёр, вы же не дама, а духовное лицо,какие могут быть комплименты… – простодушно ответил д’Артаньян. –Просто о вас говорят повсюду…

– Хотите сказать, одну похвалу?

– Нет, конечно, и худое тоже… Но разве эта молва делаетпогоду? – Д’Артаньян, резко меняя тему разговора, постарался вернуться кмучившему его вопросу: – Монсеньёр… Я до сих пор озабочен всеми этими клятвами,что пришлось тогда дать…

– Успокойтесь, – решительно сказалкардинал. – Клятва, данная убийцам и заговорщикам, не имеет силы. Я васотрешаю от всех клятв – властью, данной мне святым римским престолом, темпрестолом, что выше любого королевского… – Он поднял руку, словно дляблагословения, и произнес несколько слов на латыни, в которых д’Артаньянпонимал не больше, чем если бы они звучали на каком-нибудь наречии дикарей изНового Света. – Ну что же, господин д’Артаньян… Вы оказали огромную услугу– и не просто человеку, а государству. Скажу вам по секрету, у меня есть свойчеловек среди заговорщиков – и еще один из их же собственных рядов совсем недавнокое о чем донес. Рассчитывая, надо полагать, что это его спасет… Он будетнеприятно удивлен, когда после разгрома заговора ему отрубят голову вместе состальными.

– Можно спросить, монсеньёр, почему? Ведь он оказалуслугу…

– Услугу оказали вы, любезный шевалье. Вы – обличитель,а не доносчик. Это совершенно разные вещи. Обличитель, едва услышав нечто,представляющееся ему гнусным, решительно сообщает тем, кому надлежит ведатьбезопасностью государства. Доносчик – это другое… Человек, о котором идет речь,был вовлечен в заговор довольно давно, получил изрядную сумму денег ирассчитывал при удаче взлететь гораздо выше, чем он того заслуживает. Но потом…Деньги имеют свойство кончаться – а хотелось еще. Кроме того, его измучил страхза собственную шкуру, он стал бояться, что все раскроется, что всех настигнеткара… Другими словами, если бы он был уверен в победе заговорщиков, если бы емудали больше денег, он остался бы на прежнем месте в прежней роли… Таких нестоит щадить. Теперь о вас, д’Артаньян. Я высоко ценю вашу искренность, выоказали и мне, и другим нешуточную услугу, но… Мне хотелось бы понять вашимотивы. Не ответите ли на несколько вопросов?