– У них не получится.

– Они умеют все!

– Держи!

Козма достал из сумки и положил в ладонь Саладина небольшой прямоугольный брусок, завернутый в бумагу. Саладин осторожно взял и некоторое время разглядывал. Брусок был легким, как деревянный, на бумаге цвета сохлого конского навоза были нанесены незнакомые буквы.

– Это и есть гром? – спросил султан недоверчиво.

– Да.

– Что он может?

– Разнести в клочья нас с тобой и все, что есть в шатре, а также убить людей, что стоят за пологом.

– Почему ты взял его с собой?

– На случай, если ты решишь не отпускать меня живым. Ты ведь думал об этом, султан, не так ли?

"Он действительно опасен!" – понял Саладин, но не ответил на вопрос.

– Твой гром мог попасть в наши руки, – сказал он. – Он и сейчас у меня в руке.

– Что из того? Ты можешь резать этот брусок ножом, рубить саблей или топором. Ничего не случится. Ты можешь бросить его в воду, и он утонет. Бросишь в огонь, и он сгорит. Привести в действие гром может только знающий человек. Этому не трудно научить, но изготовить такое вещество не сможет никто под луной. Ни в Сахеле, ни в Европе.

– Но ты смог?

– Нас с тобой, султан, разделяют не только расстояния, но и века человеческой истории. Пройдет много-много лет, прежде чем люди научатся делать гром. Для этого понадобятся не только знания, но и машины, которых здесь не создать. И не нужно. В нашем времени в войнах гибнут не тысячи, а миллионы. Но мы хоть научились защищаться. Если гром дать вам, то люди в твоем времени просто перебьют друг друга, тогда в моем времени будет некому жить. Мы ведь ваши потомки… Теперь ты понял, почему я хочу вернуться домой? Я и мои друзья и без того задержались в твоем мире, султан!

Козма протянул руку и забрал свой брусок. Саладин заметил, что перед тем, как сунуть его обратно в сумку, Козма вставил в него какую-то странную палочку. И внезапно понял, что гость не перепил вина, не повредился в уме, и даже не шутил. То, что сказал Козма, было невероятно. Но Саладину было много лет, и он много видел. Настолько, что перестал удивляться. Истинно верующего чудеса не удивляют. Пророк Мухаммед живым вознесся на небо, и это истина для любого правоверного. Аллах может поразить любого, и этому никто не удивится. Слова франка можно принять за бессвязную речь умалишенного, если забыть, как вчера невиданный гром разнес в щепу щиты и лестницы…

– Ты заберешь Зародьяра с собой?

– Каждый должен жить в своем времени, султан. Зародьяр останется здесь, возможно вам еще придется воевать. Хотя это бессмысленно.

– Почему?

– Ты отобрал Сахель у христиан, и он навсегда останется у правоверных. Будут войны, крестовые походы, даже Иерусалим на некоторое время придется вернуть, но христианского королевства здесь больше не появится.

– Ты знаешь это наверняка?

– У нас этому учат детей. Это история, султан.

– Дети христиан будут знать Саладина?

– Еще как! Благородного героя, мусульманского рыцаря, держащего свое слово! Я и пришел сюда только затем, чтобы взглянуть на тебя. Не мог упустить случай…

Саладин испытывал странное чувство. Невероятность того, что он сейчас услышал, мешалась в голове с радостью оттого, что услыхал. Он не знал, что говорить и делать, а совета спросить было не у кого.

– Мне пора, султан! – сказал Козма, вставая. – Благодарю за угощение. Еда была вкусной, вино – замечательное.

– Я велю дать тебе с собой кувшин, – машинально ответил Саладин, тоже поднимаясь с подушек и делая знак слуге.

– Что ты скажешь на прощание? – спросил Козма.

– Я с удовольствием позволю тебе и твоим друзьям уйти, – улыбнулся Саладин. – Но я султан правоверных и могу обещать защиту только на своих землях. Азни принадлежит христианам…

– Ты не прав.

Саладин удивленно посмотрел на гостя.

– Владелица этих земель, Алиенора д'Азни, недавно приняла вашу веру.

– Почему?

– Вышла замуж за правоверного.

– Кто ее муж?

– Алиенора снова овдовела. Ее новый супруг поторопился захватить замок…

– Жаль. Я бы сделал его эмиром. Тогда мы расстались б с тобой друзьями.

– Алиенора жива.

– У правоверных женщина не может стать эмиром. Женщины слабы духом, могут передумать. Например, возвратиться в христианство. Ваши муллы легко даруют такой грех. Мы – нет. Если правоверный меняет веру, а затем попадает мне в плен, я велю его казнить.

– Я запомню это, – сказал Козма, кланяясь.

– Приходи в гости! – тихо сказал Саладин. – Здесь тебе рады. Мой шатер недалеко от замка.

– Грех не принять такое приглашение, – ответил Козма, прикладывая руку к груди…

После ухода гостя Саладин прилег на подушки, и погрузился в размышления. Аль-Адил было заглянул за полог, но султан легким движением руки дал знать, что его следует оставить в покое…

Ярукташ отпил из чаши и закатил глаза, перекатывая вино во рту, лицо его просияло.

– Это чудесное вино, рыцарь! Изысканное! Оно ласкает небо и окутывает язык неземным ароматом! Никогда не пил такого!

– Саладин сказал: подарок императора ромеев.

– Саладину можно верить! Ты понравился ему, рыцарь, раз он не пожалел для тебя вина из подвалов константинопольского дворца. Это честь!

– Охотно поделюсь! – сказал Козма, вновь наполняя чашу евнуха.

– Но почему-то не угостил своих друзей? Почему зазвал меня к себе, и мы пьем это несравненное вино вдвоем?

– Мои друзья не оценят этот вкус.

– Ты прав, рыцарь! – вздохнул Ярукташ. – У тебя замечательные друзья: умные, веселые и отважные. Но пьют такую дрянь! Как можно требовать к столу сикер, когда подвалы Азни полны вина! Пусть не такого изысканного, как императорское, но в сравнении с пойлом для простолюдинов…

– Мои друзья – воины и привыкли к крепким напиткам.

– Они лишают себя многого. Жизнь человека на земле так коротка! Надо успеть насладиться каждым ее проявлением! Будет не горько умирать, когда придет твой час.

– Ты эпикуреец, Ярукташ!

– Я знаком с учением Эпикура. У старого бека, которому меня продали, было много книг. Грек был прав: надо радовать жизни!

– Тогда насладимся! – предложил Козма, поднимая кубок.

– Скажи мне, рыцарь! – сказал Ярукташ, ставя пустую чашу на стол. – Ты ведь зазвал меня к себе вовсе не затем, чтоб угостить чудным вином. Я благодарен тебе за честь, но не стоит тайным заботам портить вкус благородного напитка. Говори!