Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не так много, – ответил Мартин, – но если что-то понадобиться, я сделаю это.
– Меня это удивляет. Право удивляет, что охранник концлагеря так яростно вступается за заключенного. Должно быть, у вас там родственник?
– Нет. Это подруга моей матери, – ответил Мартин, но был напуган проницательностью Хорста.
– И она, правда, швея?
– Лучшая! Двадцать лет назад, они с мужем держали в городе портную лавку.
Шнайдер отлип от спинки кресла и поддался вперед, сложив руки на столе. В глазах сверкнул интерес.
– И как, говоришь, её зовут?
– Мария Цим…
– Циммерман, – закончил за Мартина Хорст.
Шнайдер закурил и предложил сигарету Мартину, но он отказался. Кабинет окутал дым, и некурящему гостю стало тяжело дышать.
– Я думал они уже давно в Америке.
– Так и было. Но Мария вернулась.
– И на кой черт ей понадобилось делать такую глупость?
Мартин пожал плечами.
– Так вы знакомы?
– Еще бы. Амрам когда-то закупал у меня ткань для своей лавки. А я, – Хорст незадачливо улыбнулся, но мгновенно стер улыбку с лица, – я всего лишь был влюблен в его жену.
– В Марию?
– Когда это было! – он нервно рассмеялся, и тлеющий пепел сигареты упал на стол, – Мне только исполнилось тридцать, когда Амрам начал сотрудничать с моим отцом. А после его смерти, Амрам продолжил работать со мной. И однажды Циммерман пришел с женой. С тех пор я потерял покой. Она был какой-то совсем иной, не как те женщины, с которым я был раньше. А ведь я пытался ухаживать за ней, но она была непреклонна и верна мужу. Да и какие вообще были шансы союза иудейки и католика пусть даже в те времена? Когда Амрам узнал о моем чрезмерном внимании к его жене, то перестал со мной работать, и связался с плохим поставщиком, думаю, из-за этого и разорился. – Хорст вдруг замолчал и изменился в лице. – Но это конечно в прошлом, – оправдывался Шнайдер, – у меня давно жена и уже взрослый сын.
– Так вы сможете её вытащить? По старой памяти. Вы ведь уже не раз набирали к себе работников таким образом.
– Да, но мне никогда не приходилось заказывать конкретного человека из лагеря. Там просто находили нужных людей и присылали группой.
– А с этим разберусь я. Когда будите делать запрос, я сделаю всё, чтобы она оказалась в списках. Всё руководство и каждый охранник будет знать, какая она ценная швея.
– А вы, молодой человек, суетитесь за неё как за собственную мать, – заметил Хорст и гость смутился, – Как, кстати, вас зовут?
– Мартин.
– Хорошо, Мартин. Я сейчас конечно не сильно нуждаюсь в новых работниках, но, черт возьми, да! Я сделаю это, сам не знаю зачем.
– Затем, что вы её любили.
– Хотя бы ради того, что бы увидеть её еще раз, – сказал Хорст, не глядя на гостя, совсем позабыв, что ходит по краю, даже просто ведя такие разговоры.
***
Всё просто отлично! – воскликнул Мартин в ответ на вопросительный взгляд Селмы. Он прошел на кухню. Роза уже вернулась из больницы и сидела сейчас там же. Она посмотрела на жениха таким взглядом, что радость встречи сменилась неловкостью.
– Это правда? – прямо спросила Роза. Мартин посмотрел на Селму и та, молча, кивнула.
– Да, правда.
– Эта семья и так уже запуталась во лжи и тайнах, – строго сказала Селма, – мы должно быть честны друг перед другом, иначе нам просто не выжить.
– А что же будет, если узнают? – упершись локтями в стол, беспокойно сказала Роза.
– Не узнают, милая. Я играю в эту игру всю жизнь.
– Так что сказал Шнайдер? – торопливо спросила Селма.
– Ох, вы не поверите, – Мартин сел за стол, собираясь как следует почесать языком, но вдруг, его прервали.
– Он согласился, потому что был влюблен в Марию.
– Ты знала? – Мартин, удивленно посмотрел на Селму.
– Об этом все тогда знали, – засмеялась она, – Потому я и послала тебя к нему.
– Пусть даже и так. Теперь все решится. И как только мы вытащим Марию. Я уйду из лагеря и переберусь в город. Ведь у меня здесь молодая беременная невеста и одинокая мать, мне должны пойти навстречу.
– Дай бог, дорогой, дай бог, – Селма подала горячее на стол, и Мартин жадно принялся за еду.
***
Небо хмурилось тяжелыми серыми тучами, скрыв палящее солнце, невидимо плывущее на запад. Охранникам выдали плащ-палатки, хотя дождя еще не было. И теперь Мартин вместе Томасом стояли на аппельплац в ожидании помощника коменданта. Мартин прокручивал в голове свой идеальный план. Ему натерпелось встретиться с Марией, и рассказать обо всем, что узнал и обрадовать, наконец, доброй вестью.
С площади Мартина вдруг вызвали в контору. Требовалось расписаться в каких-то бумажках. Офицер что-то говорил о повышении и перспективах, но Мартину сейчас это было не интересно, и когда он пришел к месту встречи, Марии уже там не было. Он как ребенок топнул ногой и выругался, понимая, что теперь придется ждать вечера.
Смена тянулась очень долго. Мартин прокручивал в голове, как Мария отреагирует на то, что ей решил помочь старый знакомый, который добивался её сердца двадцать лет назад. Фантазировал о том, как все они заживут, когда это безумие закончиться.
После обеда время казалось пошло быстрее. В столовой Мартин нарочно поднял разговор о рвущейся подмышками форме, что было не редкостью, и заявил, что надо найти среди заключенных толковых швей. Томас высказал по этому поводу своё мнение, но никто уже толком его не слушал.
Вечер. За весь день лишь робко срывались с неба капли, но тучи всё так же грозно нависали над лагерем. На аппельплац все уже собрались к вечернему построению. Раздался гром. Первый удар одновременно с началом переклички заглушил голоса и, многим приходилось повторяться. Небо раскатисто загромыхало, освещая площадь вспышками молний. Офицеры, охранники, и заключенные хотели поскорее покончить с перекличкой, чтобы не попасть под проливной дождь. Даже когда один узник запнулся, никто не обратил на это внимания и всё пошло своим чередом, дальше.
Перекличка окончилась быстрее, чем когда-либо. Дождя еще не было, но все спешно старались покинуть улицу, чувствуя тяжесть давящих сверху облаков. Мартин пошел в назначенное место, ожидая, когда подойдет Мария.
Циферблат был виден только когда молния холодным электрическим светом, на мгновение освещала, как фотовспышка его часы. Мартин нервно посматривал на время, а незримый небесный фотограф никак не могу получить нужный снимок, и всё снимал не жалея света, а гром, словно звук гигантского затвора сотрясал всё вокруг. Еще немного, и горе-фотограф