в качестве своего заместителя оставил. Держался при этом мужик чрезвычайно нагло, типа — против «обчества» не попрешь. Так что корми тут всех, пока не уедешь, а потом денег много давай жене на хозяйство. Старшие ей помогут. Сама девочка при этом где-то за спинами пряталась, ожидая развязки.

Николас с большим трудом сдержался, чтобы не шарахнуть по нахалам каким-нибудь серьезным заклинанием. Вместо этого он разродился гневной тирадой, которую нельзя было считать матерной только в силу особенностей дэнского языка. Ну нет в нем матерных слов. Совсем. Другими выражениями, условно литературными, обходятся. Но «ублюдки больного чесоткой шакала, „пускающего ветры“ исключительно через рот» и тому подобные определения недостойного поведения местных шудров присутствовали в изобилии. И сказано все это было не просто так, обертоны «Гнева кэра» подмешались в его голос сами собой.

Эффект был неожиданный, но сильный. Вся находившаяся вокруг толпа попадала наземь без сознания расходящейся волной. Николас совсем забыл, что ментальный артефакт, с помощью которого он считывал и транслировал мысли, работает на полную мощность. Вот теперь он «Гневом кэра» им по мозгам и врезал.

Убивать этих селян или превращать их в толпу идиотов Николасу никак не хотелось. Собственно, шудры ни в чем не виноваты. Обычные рабы с рабской психологией. Гнут спину и заискивают, но все время стараются и как-нибудь обмануть представителей высших каст, испытывая к ним чувство классовой, а точнее, кастовой зависти и ненависти. Все банально и старо как мир. А вот как этих «бессознательных» в себя приводить?

Действовал по наитию. Стал подкачивать в ауры потерявшим сознание жизненную силу, одному за другим, одновременно продолжая свою речь. Также подпускал «Гнев кэра», но говорил на самом деле спокойным голосом. Типа журя по-отечески. Мол, нехорошо они поступили, попытавшись обмануть его, но теперь в этом раскаиваются. А он их простит, если впредь будут вести себя скромно и вежливо. Что нужно работать и уважать старших. И еще много разных правильных слов, от которых его самого стало подташнивать. Все-таки, чтобы работать проповедником, надо определенный склад характера иметь, главное в котором — полное отсутствие совести.

В общем, народ стал понемногу приходить в себя, явно не очень понимая, что же с ним произошло. Разошлись все по-тихому. Даже Джави с Рати слинять пытались, но их Николас уже не пустил и поручил убрать следы пиршества. А сам в нионский ресторан есть пошел. Рисовая каша, покрашенная красным перцем и щедро присыпанная перцем черным, у него аппетита не вызвала.

Как выяснилось впоследствии, воздействие проповеди Николаса на незваных гостей имело устойчивый и долгосрочный эффект. Весь наиболее старый сектор городка еще несколько лет вел себя исключительно тихо и очень старательно работал, повергнув в умиление деревенскую аристократию. Только почему-то все эти шудры образовали новую касту (или подкасту? или племя? или как это оно в местной традиции называется?) — потомков голосистого шакала. И произносили это самоназвание исключительно с гордостью, как данное им свыше самими богами.

На следующее утро после гулянки у его хижины Николас встал злой и невыспавшийся. И вместо завтрака принялся сооружать артефакт, обеспечивающий звукоизоляцию. Сходу подходящих бытовых заклинаний не вспомнил, от растрепанных чувств соорудил защитную сферу по типу той, что полигон в университете прикрывала, только меньшего размера, чтобы только на одну кровать хватило. А что? Заклинание сложное, но звукоизоляция полная. А в качестве бонусов — ее и огнешаром не пробьешь, и комар через нее не пролетит. А воздух не только проходит, но даже вентилируется. Замечательный бытовой артефакт получился. С одной маленькой оговоркой, что сделать его редкий архимагистр сможет. Или кэр. Хотя на сегодняшний день он среди кэров единственный артефактор.

Воодушевили на трудовые подвиги хозяина его молодые слуги. Джави и Рати, видимо, решили, что вчерашняя гулянка все-таки свадьбой была. На которой то ли Джави сам женился, то ли Николаса замещал. В общем, ночью он это замещение продолжил. Куда-то у местных детей не туда акселерация пошла! На вид года на два-три моложе, чем есть на самом деле, мелкие, тощие… Но сколько энтузиазма! И ничего не стесняются. Хотя если в таких хижинах тут большими семьями живут, а иногда и по нескольку семей в одном доме, то к публичному интиму должны быть привычные. В отличие от Николаса. И ведь когда он их в первый раз шуганул, чтобы спать не мешали, спокойно вышли во двор и продолжили праздник, похоже, даже громче, чем раньше. И так раз пять за ночь. Как же, выходят, о хозяйском сне заботятся. Уснешь тут!

Быт более или менее наладился, и следующую декаду Николас ходил в ашрам как на работу. Все к тому же аскету (так и не узнал, как его зовут), который каждый день упорно пытался уйти в небытие, а он ему в этом регулярно мешал. У «мумии» от регулярной подкачки жизненных сил даже цвет кожи уже не таким землистым стал, и энтузиазм вырос на порядок. Но человек оказался честным. Уйти в нирвану с концами пытался где-то до полудня, потом описывал аудитории свои ощущения по мере приближения к анутара самъяксасмбодхи (слова-то какие, и не выговоришь!), затем рассказывал что-нибудь из основ философии, после чего начиналось:

— Почувствуйте себя текучей водой, разлейтесь по округе, заполняя каждую впадинку…

Николас честно слушал философскую муть, даже пытался понять, о чем же в ней говорится. Во всех системах всегда одно и то же! Высасывается из пальца какой-нибудь постулат о первооснове мироздания. Постулат этот защищен копирайтом философа, основавшего учение. Затем вокруг этого постулата достраивается модель мира, иногда даже непротиворечивая. Что, впрочем, неудивительно, на этом этапе уже обычной логикой пользуются. Только держится все это на крайне зыбком основании — утверждении, которое в принципе невозможно доказать. Вот так в основе мира может оказаться айперон, атом, пракрити, четыре первоэлемента или просто «слово Бога». Спектр безграничен. Николас сам готов на спор построить теорию, в которой основой мира будет, например, белый свет или, скажем, эманация зла. В общем, он, как человек науки, давно считал всех философов бездельниками и жуликами.

— Почувствуйте себя туманом, стелющимся по земле и насыщающим траву влагой…

В конце концов ему надоело бесцельно собирать ману, девать которую было совершенно некуда. И от нечего делать Николас задумался, а какие ощущения на самом деле могли бы быть у «тумана, стелющегося по земле», если бы тот мог что-нибудь чувствовать. Наверное, что-нибудь вроде легкой щекотки или зуда от соприкосновения с травой. Иначе зачем ее влагой обволакивать? Чтобы не щекоталась. Ведь туман, наверное, не