Это было невозможно, но это действительно был он. Я не могла перепутать его ни с кем, тем более что на его тюрбане красовалось павлинье перо, которым он весело размахивал. Он не вымолвил ни слова и не показал, что узнал меня, ни одним жестом. Но, когда мы обменялись взглядами, мое тело словно пронзила молния. В течение следующих месяцев этот взгляд всегда был со мной, так ощутимо, как будто он взял меня за руку своей теплой ладонью, давая понять, что я не забыта. Он дал мне силы жить дальше и не поддаваться отчаянью, хотя это зачастую свойственно всем нам.

Только теперь я поняла, что он всегда был рядом, иногда выходя на сцену, а иногда теряясь в декорациях моей жизни. Когда мне казалось, что он забыл про меня, он помогал мне, но делал это так тонко, что я не замечала. Он любил меня, даже когда я вела себя несносно. Его любовь отличается от всех чувств, которые я видела в своей жизни. Он никогда не требовал меня вести себя каким-то определенным образом, и никогда не показывал неудовольствия или гнева, если я не делала того, чего он хотел. Это исцеляло меня. Если к Карне я испытывала любовь, подобную всепоглощающему огню, то любовь Кришны была словно бальзам, лунный свет, падающий на пересохшие равнины. Как же слепа я была, не понимая, какой это драгоценный дар!

Теперь меня мучает только один вопрос: я хочу вспомнить первые минуты, когда он появился в моей жизни. Что тогда произошло? Какими были его первые слова? Как зародилась эта любовь, поддерживающая меня всю жизнь, до самой смерти?

Но как же мне спросить, ведь мои заледеневшие губы не слушаются меня?

Он все понял без слов. Я чувствовала его теплое дыхание, благоухающее каким-то неизвестным ароматом, и все вспомнила.

Я была окружена каким-то красным светом, хотя и не была в комнате. Волнистые стены источали тепло. У меня еще не было ни тела, ни имени, и все же я уже знала, кто я. Кто-то сказал мне знакомым голосом, что настал мой черед. Я должна была идти вперед, чтобы выполнить свой долг, но я задержалась. Мне было так уютно и спокойно там. К тому же меня пугала возложенная на меня ответственность.

— Я и вправду смогу изменить историю? — спросила я. — А как же грех, который ляжет на меня после того, как я принесу столько разрушений?

Голос струился, как тонкий ручеек, бегущий по камешкам:

— Помни, что ты — инструмент, а я — деятель. Если ты поймешь это, то тебя не коснется ни один грех.

— Инструмент, — повторила я. — Деятель. — Звучало достаточно просто, но я подозревала, что с началом игры все усложнится. — А что если я забуду? — спросила я.

— Скорее всего, так и будет, ведь в основном все забывают. Это очень заманчиво, заставлять мир играть по твоим правилам. Тебе будет очень этого не хватать, а, может, ты будешь так думать. Но это неважно. Когда придет твой смертный час — я напомню тебе. И этого будет вполне достаточно.

Какая-то неведомая сила подтолкнула меня вперед, но все же я сделала это с безмерной любовью. Я чувствовала, что постепенно выскальзываю из помещения с красными стенами и принимаю форму того, кем я являюсь. У меня появились руки и ноги. На моей шее лежало ожерелье из драгоценных камней, а саму меня завернули в золотую ткань. Мне становилось жарко, нужно было поторапливаться. Дым от огня заставлял меня кашлять. Я споткнулась на каменном полу, залитом маслом, которое священники лили в огонь на протяжении сотен дней. Воздух наполнился едким запахом, которого я раньше никогда не чувствовала. Его название пришло ко мне вместе с головокружением: месть. Мой брат схватил меня за руку, не дав мне упасть.

Постепенно все превращается в снежную пыль, даже мой мозг. Собрав последние силы, я все-таки сформулировала мысль: «Я пришла в этот мир из огня яджны! Ты был там, со мной, еще до моего рождения?»

Я чувствовала, что он улыбается. Он был рад, что я провела временные параллели.

Я ведь и правда все перепутала? Делала совсем не то, что следовало бы?

У меня были еще вопросы, но мне было крайне сложно сконцентрироваться, так как мысли проходили сквозь меня, как вода сквозь пальцы.

— Ты сделала то, что должна была сделать. Ты отлично сыграла свою роль.

— Даже когда я была в ярости? Даже когда затаивала ненависть в своем сердце? Любила не тех мужчин? Мучила самых близких мне людей? Причиняла боль стольким людям?

— Даже тогда ты не сильно навредила им. Смотри!

Надо мной появился свет, вернее исчезла окутывающая меня темнота. Горы исчезли. Моему взору предстали люди, но не в их привычном облике, а в образе бесполых существ, сияющих неземным светом. Их лица были спокойны, лишены тех страстей, которые обуревали их при жизни. Немного напрягшись, я все-таки различила, кто из них кто. Вот Кунти и мой отец, завершающие свою беседу. Вот Бхима, мирно проплывающий вместе с Сикханди и Дхаи-ма. Дурьодхана расположился между Дроной и моим братом, все они смеются над недавно сказанной шуткой. Здесь же четверо моих мужей (видимо, Юдхиштхира все еще продолжает идти на вершину горы) вместе с Гандхари, обнимающей Сахадеву, как маленького ребенка. За ними множество других людей, чьи тела избавлены от ран, полученных при сражении в Курукшетре. Их лица выражают восторг и удовлетворение актера, успешно сыгравшего свою роль в великой драме.

— Это все реально, то, что я вижу?

Кришна осуждающе вздохнул.

— Ты остаешься скептиком до последнего! Это достаточно реально, хотя «видеть» — это не совсем правильное слово. Тебе предстоит выучить много новых слов, чтобы понять все, что вскоре будет с тобой происходить. Я могу лишь сказать, что каждый переживает этот момент по-своему.

— Я умираю? — спросила я, как мне показалось, с завидным хладнокровием.

— Ты можешь назвать это и так.

Я ожидала, что страх скует мою спину и заберется под замерзшие ногти, но, на мое удивление, этого не произошло. Смерть оказалась совсем не такой, какой я себе ее представляла.

— Ты можешь назвать это пробуждением, — продолжал Кришна, — или антрактом, как в театре, когда одна сцена завершилась, а следующая еще не началась. Но посмотри!

Передо мной проплывает высокая, худощавая фигура мужчины, грудь и уши которой покрыты золотом. Он наклоняется, протягивает мне руку и улыбается. Подобное выражение я никогда не видела на его лице при жизни: спокойное, ласковое, довольное. Я засомневалась, подумав о том, что подумает мой муж, но поняла, что это уже неважно. Мы больше не муж и жена, и ни мне, ни Карне — если я еще могу так называть тот светлый умиротворенный образ — уже никто не может ничего запретить. Я могу взять его руку на виду у всех и, если захочу, могу сама обнять его.

Но сначала, пока человеческие переживания не отошли на второй план, я должна задать Кришне вопрос, мучивший меня всю жизнь.

— Ты на самом деле божество?

— Ты когда-нибудь прекратишь расспросы? — засмеялся Кришна. Его смех, подобный звону маленьких колокольчиков на шее телят, навсегда остался в моей памяти, даже когда я утратила способность слышать. — Да, я божество. И ты, кстати, тоже.