Еще на въезде в город Бренана с большой помпой встретили братья и сестры Кохрана во главе с семнадцатилетним Монаганом аб Гаретом, оставшимся за старшего на графском хозяйстве (их мать два года назад вышла замуж за старого вдовца Бардыра аб Тага, герцога Карвисского, и переехала в Тир Алмынах). Гостей сопроводили во дворец, где вечером, после надлежащего с дороги отдыха, состоялся праздничный пир. Монаган усадил лорда-наследника на почетное место, принадлежащее его старшему брату (и Бренан, заранее предупрежденный об этом Мораг, не стал протестовать), сам сел рядом, а с другой стороны, в кресле хозяйки дома, которая вместе с мужем находилась в Тахрине, расположилась пятнадцатилетняя княжна Мириш. Для Бренана это оказалось тяжелым испытанием, потому что девушка весь вечер строила ему глазки, знай заигрывая с ним, а опрокинув небольшой бокальчик вина, стала прямо, без околичностей расспрашивать, имеются ли у него брачные планы после разрыва помолвки с Гвен. Бренан долго выкручивался, не давая определенного ответа, так как понимал, что однозначное «нет» превратит эту щекотливую ситуацию в совершенно невыносимую, но в конце концов устал отбиваться и, сделав вид, что порядочно опьянел, по секрету рассказал (не называя, конечно, имени) об одной очаровательной южанской принцессе, на которой собирается жениться.

Расстроенная таким ответом, Мириш перестала донимать Бренана дальнейшими вопросами, а вскоре сказала, что уже устала, и ушла с пира. А Монаган прокомментировал:

– Вы правильно поступили, лорд Бренан. Мириш очень надоедлива и по-другому никак бы не отцепилась. Сегодня я целый день умолял ее быть сдержанной, но она не послушалась. Отчасти это вина Кохрана – в тот же день, когда к леди Гвенет вернулась Искра, он поторопился написать нам, что теперь отдаст за вас голос только в обмен на вашу помолвку с Мириш. Но проголосовал и так… Должен признать, вы провели изысканную комбинацию. Сначала отказались от престола, уступив лорду Ригвару, а после этого у него уже не было другого выбора, как согласиться на предложение графа Тирогенского. Он понимал, что с его стороны будет просто непорядочно и дальше настаивать на своем единоличном избрании.

Бренан не стал ничего отрицать. За последние дни такая версия событий утвердилась почти на официальном уровне. Главным героем королевских выборов стал Асгер аб Кайрадог, оттеснив на второй план Финвара аб Дайхи, чей отказ от претензий на престол и выступление в поддержку Бренана склонны были рассматривать как неожиданное свидетельство того, что у него все-таки есть совесть, хотя он и предпочитает держать ее под семью замками в мрачном подземелье жадности и беспринципности. В общем, Финвару грех было жаловаться, ведь кроме убедительной демонстрации своей влиятельности (а семь голосов за его кандидатуру – это все-таки не шутка) он значительно улучшил репутацию в глазах лояльного к ведьмам дворянства, стал уполномоченным от Совета лордов в вопросах образования наследника престола (то есть тем самым куратором, упомянутым в законе), а кроме всего прочего, мгновенно стихли все разговоры о его возможной причастности к сговору с черными.

Еще позавчера Бренан получил от Финвара аб Дайхи письмо, в котором тот поздравил его с избранием и подробно изложил причины, почему сам отказался претендовать на престол. Вне всяких сомнений, письмо предназначалось для того, чтобы предотвратить возможные подозрения в тайных договоренностях, поэтому Финвар его не скрывал, а сначала зачитал черновик всем родным и приближенным, якобы желая посоветоваться с ними, в чистовом варианте учел некоторые замечания, а с просьбой отправить его обратился к Норин вер Гвенер, которая вполне оправданно снискала себе славу самой болтливой из всех катерлахских ведьм.

Результаты этого не заставили себя ждать – как написала сегодня утром Шайна, содержание письма уже получило огласку, и его живо обсуждали в высшем свете столицы. А особенно пристальное внимание привлекло сделанное словно мимоходом предложение рассмотреть возможность помолвки между старшим сыном Финвара Туахалом и кузиной Бренана Марвен. Таким образом толстый лорд готовил почву для выполнения второй части их соглашения, оставляя само его существование в глубокой тайне. Собственно, в этом вопросе его намерения полностью совпадали с желанием самого Бренана, который тоже не хотел, чтобы об этом сговоре стало известно широкой общественности.

– А та южанская принцесса, – немного позже поинтересовался Монаган, – это ведь леди Финнела вер Рис, да?

– Можно сказать, что да, – решил не хитрить Бренан. – Только о нашей будущей помолвке я все выдумал. Просто мысль о ней первая пришла мне в голову. Значит, вы слышали о ней?

– Конечно, слышал. Еще бы не слышать – принцесса, колдунья и двоюродная сестра ведьмы. А еще ее очень нахваливает в своих письмах тетя Бронах. Мол, и умная, и красивая, и изысканная; просто образцовая невеста. Кохран собирался было написать ее отцу, лорду Рису аб Тырнану, письмо с предложением выдать ее за меня, но я его отговорил.

– Почему? – спросил Бренан.

Монаган осторожно огляделся и, убедившись, что их никто не подслушивает, ответил:

– Потому что не хочу получить от ворот поворот. Я всего лишь графский брат, а мои семейные связи с ведьмой тут ничего не значат, ведь и у самой леди Финнелы есть родственница-ведьма. Кроме того, это бессмысленное сватовство могло бы испортить наши отношения с королем Тир Алмынаха. Мы с Игеласом аб Дегланом уже твердо договорились, что летом, когда его сестре Бринхильд исполнится пятнадцать, она станет моей женой, и я не вижу оснований нарушать этот договор. Когда мы с Кохраном еще были мальчишками, дед учил нас, что политика – это искусство возможного, и князьям не пристало гонятся за журавлями в небе, такая роскошь позволена лишь простым людям. Нам же приходится довольствоваться синицами в руках… – Юноша тихо вздохнул. – И дед знал, что говорит. Четверть столетия назад у него был реальный шанс стать королем, ведьмы всеми силами помогали ему, связывая с ним и его сыном, нашим отцом, планы на утверждение в Катерлахе наследственной монархии. Но всех ведьминских усилий оказалось недостаточно, и деду не хватило одного-единственного голоса. Если бы лишний голос нашелся, все сложилось бы иначе, и эта мысль никогда не двала покоя нашему отцу. В отличие от деда, он не мог примириться с реальностью, все мечтал о журавле в небе, думал только о следующих выборах короля, пытался заработать авторитет среди высших лордов и из-за этого пускался в разные авантюры. Последняя из них – попытка вернуть под власть Катерлаха Лаврадирские острова – стоила ему жизни. Вы, наверное, слышали эту историю.

– Да, слышала, – сказал Бренан, хотя на самом деле не знал никаких подробностей; ему было известно лишь о самом факте гибели Гарета аб Финнагана во время неудачного морского похода на Инисойд Лаврадир. – Сочувствую вашей утрате.

– Благодарю. – Монаган отпил из бокала глоток вина и мельком взглянул на жонглеров, вытворяющих в центре зала головокружительные трюки на потеху пирующим. – Мой отец, без сомнения, был выдающимся человеком. Но, на свою беду, он родился сыном не того графа.

– Простите? – не понял Бренан.

– Наше княжество – континентальное, – объяснил Монаган, – и всегда славилось своей сухопутной армией. Однако на суше Катерлах давно не воевал и в ближайшем будущем не будет. Вот если бы наш род правил одним из приморских княжеств, отцу удалось бы собрать флот больший, чем тот, с которым он отправился на Лаврадиры. Тогда, возможно, он достиг бы успеха. Лаврадирцы и сами рады вернуться под власть Катерлаха, им совсем не нравятся навязанные эйдальцами южные порядки. Они чуть ли не каждый год присылают к нам делегации с просьбой о помощи, поэтому рано или поздно нам придется решать эту болезненную проблему… А что вы думаете по этому поводу?