— А якоря у него не было? — спросил Лев.

Тут продавщица зависла, уставившись взглядом на полки с коробками и что-то соображая, а потом заявила:

— Может, и был. У него вот тут, — она похлопала себя по тыльной стороне правой ладони, — как я сейчас думаю, что-то было наколото, да он свел, шрамы там были. А так-то руки у него красивые были, не мужицкие, а вроде твоих.

— Он сюда один приходил или с хозяйкой?

— По-разному было. Когда много покупок делали, то, бывало, и на «Газели» своей приезжали.

— А что они обычно покупали?

— Крупы и консервы в основном, — подумав, ответила баба Дуся. — Муж у нее желудком маялся, так она манку помногу брала, гречку, рис опять же, сахар, конфеты иногда… Шоколадные, но самые дешевые, те, что на развес идут… — Она замолчала и вдруг воскликнула: — Ой, вспомнила! Они же консервы разные прямо коробками брали, вот он и потянулся как-то за одной такой наверх, рукав левый у него и сполз вниз, а там цифры были, вроде тех, что на памятнике, — год рождения и год смерти, через черточку. Разглядеть-то я их толком не могла, но они были.

— Ну и память у вас, Евдокия Андреевна! Цены вам нет! — восхитился Гуров, и продавщица довольно улыбнулась. — А уж перед хозяйкой-то он, наверное, лебезил?

— Щас! — усмехнулась она. — Та как-то раз бананы хотела взять, а он ей запретил. Она ему: «Так я же для себя», а он прямо отрезал: «Обойдешься!»

— Ну, значит, он служил не ей, а ее мужу, а тому какие фрукты при больном желудке? — понятливо покивал Гуров. — Евдокия Андреевна, ну, у вас-то глаз наметанный, все видите! У него, случаем, с хозяйкой ничего не было?

Продавщица на него даже руками замахала:

— И не думай! И близко не было — уж я бы заметила! Разве же такое скроешь?

— А с кем было? — как бы невзначай спросил Лев. — Ну, чтобы молодой, здоровый, одинокий мужчина прожил здесь столько времени, и ни с кем ничего? Я не поверю!

— А вот так и было! — выразительно сказала она. — Тут из баб многие пытались с ним закрутить, а он ни в какую! Может, снаружи он был из себя весь такой молодец, а внутри, выходит, гнилой!

— Евдокия Андреевна, очень прошу вас, подумайте и не торопитесь отвечать, кто тут в вашем городке мог его татуировки видеть? Они для знающего человека как открытая книга, по ним всю биографию уголовника узнать можно.

Баба Дуся надолго задумалась, а Лев терпеливо ждал. Наконец она как-то неуверенно ответила:

— Ну, если только мальчишки, что летом на речке целыми днями пропадают — Мишка-то туда тоже купаться ходил. Но уж вспомнят они чего или нет, я не знаю.

— Евдокия Андреевна! Сказать, что я вам благодарен, значит, просто промолчать! — проникновенно произнес Гуров. — Вы даже не представляете, как вы нам помогли! Женщины, что сейчас на улице окончания нашего разговора дожидаются, сейчас вовсю уже Мишку этого вспоминают, а после нашего ухода опять же к вам придут, правда?

— Где же им еще поговорить-то по душам, как не здесь? — важно подтвердила баба Дуся.

— Так вот! — продолжил Лев. — Очень вас прошу, если они что-нибудь новое вам скажут или вы сами вдруг что-то вспомните, сообщите об этом немедленно товарищу капитану, а уж он передаст мне. Помогите нам, пожалуйста, Евдокия Андреевна!

— Да чего там! — засмущалась продавщица. — Чего ж не помочь хорошим людям, если для дела надо. Мне нетрудно, а вам польза.

— Пойдемте, товарищ капитан, а то у нас с вами еще дел много, — сказал Гуров.

Они вышли из магазина, а бабы, проводив их возмущенными взглядами, тут же бросились к бабе Дусе за подробностями.

— Где тут у вас ферма? — спросил Лев.

— К Матвеичу вас сейчас наш «уазик» отвезет, а я пока попробую найти кого-нибудь из тех парней, что тогда на речке ошивались, — предложил капитан. — Время-то, правда, рабочее еще, те, кто не в поселке трудится, только вечером дома будут, но вдруг кто-нибудь приболел, например, или еще чего? В общем, я в любом случае в отделении буду.

Тому, что фермер с семейством уже полностью в курсе событий, Лев ничуть не удивился — он же на это и рассчитывал. Матвеич встретил его прямым вопросом:

— Про Мишку поговорить пришли?

— Да, про него. Вспомните, пожалуйста, все, что он когда-либо о себе говорил, да и ваши впечатления о нем мне тоже очень интересны.

— Да мы тут уже себе голову сломали, вспоминая, — вздохнул фермер. — Пошли в дом. Молочка парного не хотите?

— И рад бы, да нельзя, — отказался Лев.

— Бывает, — философски заметил Матвеич. — Но уж от чая-то не отказывайтесь, жена моя как раз пироги спроворила, так что и перекусите заодно, а то, я так понял, вы с утра на ногах.

Они сели к столу, самовар, хоть и электрический, радовал глаз, а пироги пахли совершенно одурманивающе. Пока Лев отдавал дань угощению, фермер начал рассказывать:

— Ну, помню, приехал он с бабой этой. Насчет цены за молоко они не торговались, сразу согласились. Потом насчет мяса поинтересовались. А у нас же тут не только коровы, но и свиньи есть, и птица всякая. Бью я не так, чтобы часто, но регулярно, так что желающие всегда купить могут. Яйцами они не интересовались, а все больше говядиной, да не какой-нибудь, а вырезкой и краями, ну, и птицей.

— Недешевые у них запросы, — заметил Лев.

— Вот и я о том же! Ну, поскольку они мою цену за молоко приняли, так я им и за мясо цену назвал предельную, но они и тут согласились. Правда, потом и гуся на Рождество брали, и поросят, но это я так, к слову. Поначалу-то они вдвоем приезжали, а потом уже один Мишка. Неприятный мужик! Глаза наглые! Весь такой вечно ухмыляющийся! А у меня дочка! Я его сразу предупредил, что, если он к ней только сунется, как кабанчика прирежу! У него глаза тут же такие злые стали, колючие, и процедил он сквозь зубы: «Мне она без интереса!» Ну, на том разговор у нас и кончился! Один раз, помню, приехал он за молоком, довольный весь, а уж чем именно, не знаю, и сказал, что говядина у меня хорошая, не хуже аргентинской. Обиделся я здорово — тогда и в газетах писали, и по телевизору говорили, что она мало того что просроченная, так еще и с химикатами там какими-то, а он эту дрянь с моим мясом сравнил. Мишка в ответ только рассмеялся: я, мол, про настоящую говорил. Еще вот был случай, приехал и сказал, что они поросенка молочного хотят купить. А мне их закалывать, между прочим, без интереса, но цену он настоящую предложил, и я согласился, спросил только, когда он нужен, чтобы я загодя его приготовил. А Мишка вдруг заявил, что сам забьет. Но это же уметь надо! Тут я его и предупредил, чтобы деньги мне вперед отдал, а если у него ничего не получится, то пусть забирает уже оплаченного, а нового я ему не продам ни за какие деньги. Отдал он мне всю сумму, вынес я ему поросенка, нож дал… А! — махнул вдруг рукой фермер.

— Ничего у него не получилось, — догадался Гуров.