Он принялся стаскивать с незнакомки мокрые трусики и вдруг испугался: что это за непозволительные эмоции и воспоминания? Она может бог знает что о нем подумать… И он решил оставить трусики на ней, хорошенько промокнув их полотенцем. Вытирая ее, он заметил на полотенце кровь. Затем, слегка отодвинув обогреватель, стал ее одевать. Натянул на нее свои спортивные штаны, вдев ее ноги в штанины. Штаны, разумеется, оказались ей до смешного велики. Потом он ее посадил и натянул на ее крошечные ножки свои теплые носки.

– Где я? – вдруг спросила она.

Он стянул с нее клетчатую рубашку и подал ей свою толстовку:

– Вам нужно это надеть.

Но она его уже не слышала, опять потеряв сознание. Лежала вся растерзанная, безучастная.

– Черт побери! – шепотом выругался он и приподнял ее мокрую майку. Бюстгальтера на ней, естественно, не было. Он почему-то испугался, что кто-нибудь может случайно заглянуть в окно или войти без стука. Господи, какая же она тощая, просто ребра торчат! И маленькие груди. И очень бледная кожа. Он наклонился и стал через голову снимать с нее майку, сперва вытянув ее руки и очень стараясь как можно меньше к ней прикасаться. Потом присел рядом и некоторое время смотрел на нее. Он ничего не мог с собой поделать – с полминуты, наверное, смотрел на нее, почти голую, не в силах отвести глаза. Он и сам был удивлен тем, что был на грани слез. Господи, думал он, как много утрат уже было в его жизни! Затем он завернул ее в большое полотенце и осторожно, почти с нежностью, тщательно вытер ей плечи, руки и спину. Так он когда-то вытирал после купания Тимоти. С еще большей нежностью он осушил полотенцем ее грудь и живот, ладонью ощущая мягкую податливость плоти. Отложив полотенце, принялся надевать на нее свою толстовку – просунул голову, правую руку, потом левую… Снова чуть приподняв незнакомку, он ловко вытащил из-под нее собачий коврик и швырнул его на пол вместе с промокшими диванными подушками.

В комнату вошел Лео и остановился, явно не понимая, что происходит, – пес был встревожен и насторожен. Он, правда, всегда вел себя так, если в доме появлялись незнакомые люди.

Теперь нужно было как-то высушить ей волосы. Ему пришлось зайти с другой стороны дивана и посадить ее, прислонив к своему животу. И снова он вспомнил Тимоти. Нет, нельзя смешивать эти ощущения! Они не могут занимать одно и то же место в его душе! Никогда еще он не чувствовал себя таким старым. Он вытер девушке голову и, отложив полотенце, сказал:

– Я приготовлю вам попить горячего.

Она не ответила. Боком соскользнула на диван и снова свернулась калачиком. Хотя, пожалуй, так сильно уже не тряслась. А может, ему просто хотелось думать, что она приходит в себя?

И лишь когда он пошел ставить чайник, ему стало ясно, что он и сам промерз до костей. Появилось ощущение, словно его позвоночник со всех сторон оброс толстым слоем льда. Его сильно знобило, но этому он даже обрадовался – наконец можно было позволить себе думать о простых вещах и ощущениях. Он стал подниматься наверх, но был вынужден ухватиться за перила, так сильно его пошатывало. В ванной он быстро разделся и швырнул мокрую одежду на пол. Надо было бы, конечно, принять горячий душ, но он боялся надолго оставлять девушку без присмотра. Так что просто хорошенько растер тело чистым теплым полотенцем, которое достал из сушилки; надел джинсы, рубашку и уютный просторный джемпер, который Мария купила ему в Осло. На ноги он натянул толстые носки, а шею обмотал шарфом. Но позвоночник по-прежнему был словно вморожен в лед.

Закипевший чайник с громким щелчком выключился. Для быстроты он решил использовать растворимый кофе, положив в него побольше сахара. На этот раз, когда он попытался посадить незнакомку, она даже немного ему помогла.

– Держите. – Он подал ей кружку. Она обхватила ее обеими руками и пристроила к себе на колени. – Ну вот, теперь с вами уже все в порядке, – сказал он и тут же подумал, что эти слова звучат неуместно, ведь для нее, вполне возможно, это катастрофа – оказаться живой после всего, что она сделала. Сможет ли она изгнать из души воспоминание о чудовищной массе воды, мчавшейся с невероятной скоростью и сулившей верную гибель? Впрочем, он и сам слишком близко подошел к последней черте.

Она откинула голову назад и, не открывая глаз, с силой выдохнула. Она оказалась очень некрасивой, почти безобразной. Просто его ввели в заблуждение ее чудесные светлые волосы. У нее были крупные черты лица, нос картошкой.

– Твою мать, – вырвалось у нее. – Так и этак твою мать.

Ему всегда было не по себе, когда при нем сквернословили, и он поспешил представиться:

– Меня зовут Йен.

Но она и не подумала назвать свое имя.

– Почему вы не захотели поехать в больницу? – спросил он.

Она подняла голову, открыла глаза, с изумлением осмотрела надетые на нее спортивные штаны, толстовку, толстые на носки и с подозрением спросила:

– Что это вы со мной сделали?

– Я переодел вас в сухую одежду.

– Вы меня изнасиловали?

Он был настолько удивлен, что даже ответить сумел не сразу.

– Но ведь это вы сняли с меня одежду? – Она явно была охвачена паникой. – Где моя одежда?

Ему вдруг тоже стало страшно. А что, если она прочла мысли, что приходили ему в голову, пока он ее раздевал? Что, если она просто притворялась, а на самом деле была в сознании?

– Вы прыгнули в реку, помните?

Внезапно она совершенно успокоилась.

– Да-а. Я порой еще и не такие штуки проделываю. – И она невесело усмехнулась.

– Но вам все же удалось остаться в живых. – Сердце у него, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

– Они там втыкают в тебя иголки, – еле ворочая языком, как пьяная, сказала она. И он вдруг подумал: а что, если перед тем, как прыгнуть в реку, она наглоталась каких-то таблеток? И потом, этот ее жуткий ремень и дурацкие подтяжки… – Они всю тебя опутывают проводами, как подопытную обезьяну в лаборатории. Пытаются мысли твои прочесть.

– Ваша одежда в кухне. – Уровень адреналина у него начинал понемногу снижаться. – Я все высушу и принесу вам.

– А то, что написано внизу мелким шрифтом, все равно никто не читает, – продолжала она, прихлебывая сладкий кофе. – Да они все что угодно могут с тобой сделать!

Неужели менее получаса назад они действительно находились в воде, на самой середине Темзы?

– Вот я и решила послать все к чертовой матери. Это же моя жизнь, в конце концов!

В ее голосе слышалась такая горькая жалость к себе самой, что он осмелился протянуть к ней руку, но, получив весьма ощутимый шлепок, с некоторым разочарованием понял, что она, пожалуй, ему почти неприятна.

– В таком случае извините, что я вас спас. – Его слова должны были прозвучать неприязненно и насмешливо, но он и сам удивился, насколько точно они соответствуют чувствам, которые он сейчас испытывал.