другими способами, но, думаю, мы все согласимся, что лучший – это завалиться вечером в постель с опытным секс-партнером. Это же просто одно сплошное удовольствие! – сказала она со смехом.

Фэллон перевела взгляд своих ореховых глаз на одного из всадников, изогнув бровь. Он быстро убежал, и настроение у нее испортилось.

– Никто не хочет прикасаться ко мне, когда есть шанс, что я могу оказаться дочерью этой несчастной королевы.

– Да ладно, переживешь, – сказала Имельда, и грудь у нее затряслась от смеха. – Я тебе песенку спою, чтобы ты заснула.

– Пожалуйста, не надо, – запротестовала Фэллон, сморщившись, показывая, что она думает о пении Имельды. – Я бы предпочла, чтобы ты потчевала меня рассказами, что и как ты сделаешь с Охотником, когда перестанешь упрямиться.

– Он же мертв, Фэллон, – сказала Имельда, закатив глаза. – И я не упрямлюсь. Мне просто нужно, чтобы у мужчин, которых я трахаю, был пульс.

– Удобное оправдание, – возразила Фэллон, махнув рукой в сторону неба. – И что за радость в ограничениях?

– Кого из Охотников ты не собираешься трахать? – спросила я, и мой взгляд заметался между двумя женщинами.

– Никого, – ответила Имельда.

– Она собирается трахнуть Холта. Это только вопрос времени, – сказала Фэллон, снова усаживаясь.

Она посмотрела туда, где мужчина, о котором шла речь, стоял рядом с Калдрисом.

– Не собираюсь я его трахать. Даже если бы он не был таким прозрачным, он просто невыносим, – запротестовала Имельда.

– Тебе надо посмотреть, как они спорят, – сказала Фэллон, на мгновение впиваясь зубами в нижнюю губу. – Если ты не собираешься его трахать, то, полагаю, не будешь возражать, если я сегодня вечером поскачу на нем?

Фэллон вскочила на ноги и повернулась лицом к Имельде, которая отодвинулась к огню. Холт стоял напротив них, по другую сторону костра, наблюдая своими жуткими белыми глазами за нами и нашими разговорами со слишком большим интересом, который казался неестественным.

Нельзя было отрицать, что они вспыхнули белой горячей яростью, когда остановились на лице Имельды, и она стиснула зубы, пытаясь отвлечь свое внимание и от него, и от Фэллон.

– Ага, так я и думала, – удовлетворенно усмехнулась Фэллон.

– Ты когда-нибудь заткнешься? – спросила Имельда, поднимаясь на ноги.

– Только если ты погладишь меня и скажешь, что я хорошенькая, – ответила Фэллон, посылая ведьме воздушный поцелуй, когда та встала перед нею.

– Ни за что.

– Хорошо, тогда своди меня на прогулку. Я хочу увидеть лес. Деревья такие странные, – сказала Фэллон, переводя взгляд на край поляны. – Никогда не думала, что они могут быть такими большими.

– Ты никогда не видела деревьев? – спросила я, тоже поднимаясь, когда обе женщины отошли от одеяла.

– Мне не разрешалось покидать туннели. Конечно же, ради моей защиты, – сказала Фэллон, грустно качая головой, и шагнула в сторону леса.

– С тех пор, как я принесла ее в Сопротивление, когда она была маленькой, мы никогда не покидали туннелей. Она впервые вышла и почувствовала тепло солнечных лучей у себя на коже, – грустно сказала Имельда. – Я, конечно, старалась не обращать на это слишком много внимания, но, кажется, для нее это важно. Боюсь, что оказала ей медвежью услугу.

– Я бы тоже не хотела, чтобы люди смотрели на меня в этот момент. Думаю, ты поступила правильно, чего бы это ни стоило, – сказала я.

– Это стоит больше, чем ты думаешь. Ты можешь в это не верить, но вы знаете друг друга. Душа помнит, даже когда разум забыл.

29

Мы ехали целый день, и к тому времени, когда добрались до стены с вырезанными в камне богами и горячего источника, ожидавшего нас на склоне горы, сил у меня почти не осталось. Я была на грани такого истощения, которого никогда раньше не испытывала. Я не могла поверить, что прошлой ночью так устала, что весь день засыпала прямо верхом на Азре.

Калдрис упорно продолжал меня «дрессировать», лишь иногда давая возможность отдохнуть и расслабиться. А потом снова давал команду браться за дело и попытаться призвать его магию и взять ее под свой контроль. У меня почти не осталось ни сил, ни энергии, но я старалась делать все, что могла. Почувствовав исходящий от него очередной призыв, я делала, как он просил. Я прилагала усилия, напрягая и растягивая ту мышцу, которую я, по его мнению, должна натренировать.

Ни один из нас больше не заикался ни о том, что меня ждет, когда я прибуду в Альвхейм, ни о том, кем я могу оказаться. И эта тема висела между нами, все больше увеличивая дистанцию, которая уже достигла размеров, существовавших лишь в те самые первые дни, когда я узнала о нем правду.

Казалось вполне уместным, что я наконец приму Калдриса как свою пару только для того, чтобы что-то вновь нас разлучило. От всего этого веяло какой-то ужасной кармой. В данном случае это было знание, что я, вероятно, окажусь дочерью его мучительницы. Я даже представить себе не могла, каково это и что он должен был думать, когда узнал, что та самая женщина, которую он ненавидит больше всего на свете, является матерью его половины, которую он так отчаянно и долго ждал. Я не знала всех пыток, которым его подвергала Маб. А спрашивать не могла, потому что он почти всегда не хотел говорить о ней. Я видела оставшиеся следы жестокости, чувствовала его решимость скрыть свои страдания, но я и сама вела себя подобным образом, когда говорила о Байроне.

Волки заскулили, когда мы слезли с лошадей, присели на задние лапы с грустным выражением на злобных мордах. Они были похожи на самых ужасных в мире страшных собак и одновременно выглядели такими милахами – очаровательными пушистыми щенками. Во всяком случае, когда не пожирали врагов Калдриса.

– Мы скоро вернемся, – пробормотала я и похлопала Фенрира, проходя мимо.

Я наклонилась, чтобы коснуться губами его макушки, и тут же пожалела об этом, потому что его шерсть прилипла к лицу. Он хихикнул, будто подумал, что я это заслужила за то, что ухожу от него.

Нахал.

Мы миновали стену богов, шагая по тропинке, вырубленной в склоне горы. Нашу группу возглавлял Холт. Большинство всадников Дикой Охоты мы оставили внизу с лошадьми. Калдрис призвал мертвецов, которые должны были охранять нас и удерживать меченых, чтобы они не бросились вниз со склона горы, пытаясь избежать плена, покончив с собой. По крайней мере, я бы именно так и хотела поступить, но похоже, что немногие из них рассматривали такую возможность.

Что бы они ни сделали ради своей свободы, у меня нет права их осуждать. Прошло не так много времени с тех пор, как я сама поступила именно так. Мысль о том, чтобы спрыгнуть со скалы, немедленно заставила меня вспомнить о Бранне, наполнив чувством удивления. Мы были недалеко от того места,