Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В центре перераспределения национального капитала глобальные ножницы доходности – необходимость формировать национальные резервы в долларовых активах (по сути, «назначенных» безрисковыми) с низкой доходностью в сочетании с возможностью привлекать внешнее долларовое финансирование под значительно более высокую доходность.
Наиболее явно данное противоречие демонстрируют показатели валового национального дохода, рассчитанные на базе среднегодового обменного курса и по паритету покупательной способности (ППС), соотношение которых отражает переоценённость доллара США по отношению к другим валютам.
По данным Всемирного банка, номинальный размер валового национального дохода России меньше размера валового национального дохода по ППС в 2,4 раза. Худшее соотношение из стран БРИКС имеет только Индия.
Недооценка мирового валового национального дохода в рыночных ценах по сравнению с валовым национальным доходом по ППС в 1991 году составляла 7,2 трлн долл. США. К 2019 году разрыв вырос более чем в 6 раз – до 46,2 трлн долл. США.
Таким образом, поддержание высокого рыночного курса доллара как мирового эталона стоимости ведет к существенному занижению покупательной способности валют других стран мира.
Кроме принципиальной экономической невыгодности, участие в доллароцентричной мировой денежной архитектуре имеет, по оценке экспертов Международного конгресса промышленников и предпринимателей, целый ряд системных рисков и проблем:
– большая зависимость национальной денежной системы от внешних факторов – поддержания баланса между США и основными держателями его долга;
– большая уязвимость от потенциального кризиса в экономике США или глобального мирового кризиса;
– невозможность обеспечить конфиденциальность международных расчетов, в том числе в рамках военно-технического сотрудничества;
– возможность использования статуса резервной валюты и её инфраструктуры (SWIFT) в качестве рычага давления в политических вопросах, включая полную прослеживаемость и возможность блокировки любых внешнеэкономических контрактов;
– неоправданные трансакционные издержки в торговле с другими странами.
Рис. 80. Соотношение рентабельности обрабатывающей промышленности и стоимости кредита в России{499}
В целом отечественная экономика в мировой экономической системе играет роль периферийной экономики сырьевого типа.
В части формирования длинных и дешевых денег для проектного финансирования проектов роста отечественной экономики
В течение последних трех десятилетий, в том числе в периоды относительно низкой инфляции, практически неизменно средняя стоимость проектного финансирования стабильно превышает среднюю рентабельность инвестиционных проектов в реальном секторе экономики. В результате отечественная экономика испытывает хроническую нехватку дешевых и длинных денег для финансирования капиталовложений.
В итоге проблема нехватки дешевых и длинных денег вышла на первое место среди факторов, оказывающих ограничивающее влияние на развитие российской промышленности (на это указывает большинство собственников и руководителей высшего звена промышленных предприятий, опрошенных в рамках подготовки доклада рабочей группы Государственного совета РФ по вопросу развития промышленного потенциала регионов России).
Опросы показывают, что для большинства предприятий приемлемая ставка займов на реализацию инвестиционных проектов в сложившихся экономических условиях составляет от 3 до 6 % годовых в рублях.
Как показывают результаты анализа рабочей группы Президиума Государственного Совета Российской Федерации, в случае обеспечения доступного финансирования только в промышленности возможна массовая реализация 3840 инвестиционных проектов на сумму свыше 20,5 трлн руб. в течение 5 лет{500}, то есть в среднем 4,1 трлн руб. инвестиций в год. Что составляет около 80 % от требуемых 5,2 трлн руб. дополнительных инвестиций для ускоренного роста российской экономики выше среднемировых темпов.
Относительный объем нереализуемых инвестиционных проектов из-за дороговизны кредита сопоставим и в остальных отраслях экономики. При этом в отечественной экономике очень большие текущие резервы роста, в частности уровень недозагрузки производственных мощностей в обрабатывающей промышленности – 36 %, в добыче полезных ископаемых – 28 %{501}, а производительность труда в 2 раза ниже, чем в любой из стран Европейского союза{502}.
Все это происходит на фоне структурного профицита ликвидности банковского сектора в размере около 4 трлн руб., который не востребован экономикой страны на предлагаемых банками условиях по стоимости (процентные ставки по кредитам выше порога рентабельности большинства инвестпроектов) и срокам (источники формирования пассивов банков существенно короче, чем срок, на который нужны деньги для инвестиционных проектов). Можно добавить, что даже крупнейшие государственные банки фактически не слишком-то охотно выполняют классическую банковскую функцию взятия риска по срочности денег путем выдачи инвесторам кредитов на развитие, а вместо этого предпочитают иметь профицит ликвидности и возвращать деньги (в том числе государству-акционеру) в виде дивидендов. При этом формальные требования выполняются, а по сути – даже госбанками основная банковская функция трансляции денег в экономику не выполняется.
В результате, согласно данным Росстата, в структуре источников финансирования в основной капитал банковские кредиты составляют менее 10 %, а бюджетное финансирование инвестиций превышает банковское в 1,5 раза. Средняя процентная ставка по кредитам нефинансовому сектору в России минимум в 2–2,5 раза выше, чем в Китае и США.
В утверждённых Центральным банком основных направлениях единой государственной денежно-кредитной политики заложен базовый алгоритм, который предполагает при превышении инфляцией целевого уровня (4 %) повышение процентных ставок для всех категорий заемщиков: потребителей, валютных спекулянтов, торговых компаний-импортеров и наравне с ними – для инвесторов в национальную экономику (аналогично применению антибиотика широкого действия без постановки точного диагноза).
При этом кредитование инвестиционных проектов, как правило, считается более рискованным и вследствие установленных Центральным банком нормативов является менее выгодным для коммерческих банков, чем другие операции, включая кредитование торговли импортными товарами. В результате даже крупнейшие государственные банки экономически не замотивированы на финансирование роста инвестиций в реальные производства, поскольку ключевой показатель их эффективности – это прибыль.
Таким образом, в течение последних 30 лет национальная денежная система перераспределяет национальный капитал в пользу третьих стран, не выполняет своего важнейшего предназначения – не создает доступного проектного финансирования развития экономики, накапливает фундаментальную денежную уязвимость страны.
Деньги для внешнеэкономических отношений: решение
Обращаясь к лучшему отечественному опыту и лучшим зарубежным практикам эффективного развития внешнеэкономических отношений и обеспечения международных расчётов, можно предложить следующий поэтапный подход к их модернизации.
Первый этап – развитие системы двусторонних клиринговых расчётов на основе межгосударственных соглашений.
Сальдо внешней торговли России со странами ЕАЭС и постсоветского пространства уже сегодня позволяет более 50 % расчётов проводить путём клиринга на основе кросс-курса валют, в том числе с Арменией (49 %), Беларусью (62 %), Казахстаном (40 %) и Украиной (73 %).
Анализ данных о структуре внешнеторгового оборота за 2019 год позволяет выделить и другие основные страны-партнеры, экспортно-импортный баланс с которыми позволяет преимущественно перейти на взаиморасчёты без использования доллара: Китай (95 %), Бразилия (88 %), Япония (79 %), Швейцария (78 %), Индия (54 %), Южная Корея (49 %).
Создание мультивалютной системы внешней торговли России должно строиться на основе заключения межгосударственных соглашений, предусматривающих установление обязанности для контрагентов с разных сторон осуществлять платежи по контрактам только в национальных