Антар вздрогнул, вцепился в плечо Ованона.

— Она жива? — прошептал он.

— Живее быть не может. Так сказало ледяное зеркало — Ринутар ухмыльнулся. — Я так и знал, — добавил он, — что вы обрадуетесь.

Ламмергейер мысленно окликнул Харамис.

Подлетаем. Там, внизу, пещера, которую ты ищешь.

К утру буря утихла. Принцесса выглянула из образовавшегося на спине птицы гнездышка, в котором провела ночь, и тут же прикрыла глаза затянутой в перчатку рукой. Сверкающий на солнце свежевыпавший снег, ослепил ее. Несколько минут она сидела, уткнувшись лицом в птичий пух, потом, привыкнув, сквозь прищуренные веки глянула на ослепительный пик Джидрис, затем в ту сторону, куда указала волшебная птица.

Хилуро по спирали снижался все ниже и ниже, направляясь к гигантскому снеговому цирку, из которого вытекала исполинская река льда. Обрушиваясь почти с отвесной кручи, она растекалась огромным потоком по широкой ложбине и разделенными трещинами языками стремилась к подножию в Рувендийскую впадину. Края трещин отливали темно-голубым цветом, поверхность ледника была испещрена длинными извилистыми линиями морен — где-то там, в среднем течении, неожиданно сверкнул золотой проблеск.

Когда птица спустилась пониже, Харамис различила на краю ледника вздымающийся в небеса тонкий каменный обелиск молочного цвета, отливавший в солнечных лучах золотом. С более близкого расстояния стало ясно, что эта каменная игла высотой примерно в восемьдесят элсов, а шириной около пяти представляла собой останец кварцевой жилы с включениями драгоценных металлов. За долгие века ледник гладко обтесал бока скалы — создавалось впечатление, что из толщи льда торчит перст, пытающийся сдержать наступление ледовой реки. Где-то на середине башни показалось отверстие, под которым балкончиком располагался скалистый выступ.

Придется высаживаться на ходу. Смотри, будь осторожна, сказала птица. Ступенька слишком узка для меня.

Ламмергейер, спускаясь, кругами облетал белую башню. Устье пещеры было раза в два выше Харамис, но казалось значительно меньше из-за выступающих по краям граней и огромных сосулек, напоминавших блестящие зубья. Почти все было покрыто коркой льда.

Харамис сжала в руке амулет, безмолвно обратилась к Владыкам воздуха и Триединому и крепко обняла птицу за шею. Сцепила пальцы… Со страхом оторвала ноги и повисла над бездной. Исполинский орел, подлетев ко входу в пещеру, часто замахал огромными крыльями — Харамис подхватил поток воздуха, она разжала руки и опустилась на узкий выступ. Принцесса не удержалась и рухнула на колени. Сильный порыв ветра ударил ей в лицо, она невольно закрыла глаза, а когда открыла, птица была уже далеко — кружилась над ледником…

Вокруг нее огромными плитами и валунами лежали натеки и наплывы чистейшего голубовато-белого льда. Рядом находился вход в обрамленный золотыми жилами грот. Все вокруг сверкало и искрилось в лучах солнца. Харамис на мгновение снова прикрыла глаза рукой, потом убрала ладонь. Тут только она ощутила, как подрагивает каменная игла под напором ледяного потока. Тихий шелест, скрежет, какие-то таинственные, напоминающие гулкое перешептывание звуки окружали ее.

В тени было холодно, а открытые участки буквально сжигали обильные солнечные лучи. Блики двоились, преломлялись, радужные искры сияли вокруг. Вдруг перешептывание и скрежет начали стихать, и на их слабеющем фоне зазвучала сначала одна долгая нота, потом другая… Казалось, пел сам воздух, а кварцевая скала отзывалась протяжными, словно болезненные вздохи, аккордами. Много тысяч лет ледник точил скальный останец, чтобы довести его до формы узкой иглы, и все это время натужную нескончаемую поступь ледника сопровождала эта мелодия. Теперь башня из цельного кварца выглядела удивительно хрупкой, доживающей последние столетия. А может, годы? Что годы! Что, если месяцы, дни, часы?

Чрево пещеры казалось пепельно-черным — там словно притаилось что-то жуткое. Харамис заставила себя подняться. Оглядевшись, она наконец шагнула внутрь. Стены были сплошь покрыты натеками черного льда. Ее внимание привлекло слабое сияние, рождающееся где-то в глубине задней стены. Не спуская с него глаз, она двинулась в ту сторону. В этот момент Харамис обнаружила, что ее священный амулет внезапно потеплел. Словно услышал долгожданный призыв… Между тем мерцание теперь ясно обозначилось на глыбе черного льда, лежавшей у наклонной, замыкавшей пещеру стены. С каждым шагом необычное свечение усиливалось, все сильнее разогревался талисман у нее на груди. Смущение охватило Харамис — если предназначенный ей талисман упрятан во льду, как же она доберется до него?

Она приблизилась к глыбе — амулет уже жег ей грудь. Принцесса, не снимая перчаток, вытащила его. Священный Цветок в глубине янтарной капельки пылал так, словно был сотворен из огня. Придерживая за цепочку, она поднесла его к глазам. К ее удивлению, амулет стремительно рванулся к глыбе черного льда. Она едва успела сжать пальцы.

В ответ внутри полупрозрачного ледяного обломка что-то ослепляюще вспыхнуло. Харамис невольно отшатнулась и только спустя несколько мгновений смогла различить крупное золотое пятно, окруженное чем-то, напоминающим корону, слепяще-голубым…

Амулет, подрагивая и натянув цепочку, неодолимо потащил ее к этому на глазах родившемуся свету. Он пылал с такой жаркой яростью, что принцесса невольно рукой загородила лицо. Вторая рука вытянулась во всю длину. На мгновение журчание воды отвлекло ее внимание — она чуть раздвинула пальцы. Ледяная глыба таяла на глазах, по ее поверхности бежали ручьи. Ее амулет начал растапливать лед?!

Неожиданно раздался звучный треск, потом звон, словно какой-то металлический предмет упал на каменный пол. В то же мгновение жар, источаемый амулетом, резко ослаб, он начал быстро остывать. Харамис, полуослепшая, напуганная, быстро наклонилась и принялась шарить в луже растаявшей воды, чтобы успеть схватить то, что вывалилось из глыбы льда. Вода быстро замерзала, но вот пальцы ее наткнулись на нечто округлое, гладкое на ощупь. Она схватила находку и поднесла к глазам.

Принцесса терпеливо, не двигаясь с места, ждала, пока к ней вернется зрение. Сердце подсказывало, что теперь можно и подождать, более того, душа ее неожиданно наполнилась великой терпимостью и жаждой добра. Это было странное ощущение, как будто в ней начали просыпаться живущие подспудно силы. На мгновение ей открылось устройство мира, ее место в мироздании. Она убедилась, что теперь знает все, обрела мощь, которая способна все преодолеть, всем управлять Харамис на мгновение познала самое себя.

…Но только на мгновение! Очень скоро это чувство растаяло.

После взлета души к божественным высотам она обнаружила, что стоит в полутемной пещере, где-то невдалеке брезжит забранный решеткой из сосулек вход. Она ощутила, что вновь стала прежней Харамис — во всем, до самой последней клеточки. Обычной! И в то же время другой, потому что теперь она знала, кем является на самом деле. Знала, что этого можно добиться, знала как. Больше того — она поняла, что ей, принцессе из королевского дома Рувенды, не избежать этого. Вдруг она почувствовала: первый этап ее путешествия закончился, но оно продолжается. Это было удивительное ощущение… В руках она держала изготовленный из серебристого металла скипетр длиной в половину ее предплечья. С одной стороны в жезл было вделано маленькое колечко для цепочки, с другой — петля или, скорее, кольцо, в которое свободно могли пройти оба ее прижатых друг к другу кулачка. На вершине кольца виднелось что-то, поначалу принятое принцессой за цветок, изготовленный из того же металла, что и скипетр, но когда она тщательно изучила его, то обнаружила, что лепестки этой странной конструкции представляют собой три миниатюрных крыла, вплавленных в единое основание.