Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что вы не видели, что он натворил.
– Нет, не видел. Но хочу увидеть. Еще раз: поэтому я и здесь.
Ландон надолго замолчал. Пытался убедить себя, что его кумир прав.
– Так значит, завтра в десять? – прервал молчание Стальберг.
– С десяти до трех. Так стоит в вызове: собрание будет проходить с десяти до пятнадцати.
– И легенда та же, что и раньше?
– Разумеется. Открытый дом, привести в порядок все документы перед массовым отпуском. Касса помощи безработным, ну и так далее. Как всегда.
– Простите… но завтра ведь ваш национальный праздник? Так сказал Сверд. Я спросил, почему на улицах так мало людей.
– Да, это так. Многие уезжают на природу, в летние дома.
– Тем более странно. Вряд ли он соберет большую публику.
– Мне кажется, я уже говорил. Они обещают шведский стол, селедку, картошку, клубничный торт – весь традиционный набор. Присутствие обязательно.
– А если кто-то не придет, его схватят дома, я правильно понял? Как вашу Хелену?
Ваша Хелена. Ландон напрягся.
– Но как они могут успеть? – продолжил Стальберг. – Брать людей поодиночке? No chance.
– Зависит от того, насколько они торопятся.
Стальберг не отрываясь смотрел на “Глобен”. Огромный, светящийся будто сам по себе купол на фоне свинцового неба выглядел как символ конца света.
Вот-вот начнется ливень. Такой адский розоватый оттенок бывает только у низких грозовых туч.
– Но почему? Вы так и не ответили на мой вопрос. Что может заставить людей пойти на такую встречу, если они даже не знают, а смутно предполагают, что их ждет?
– Во-первых, подавляющее большинство не знает. Во-вторых, предполагать нечто подобное – за пределами человеческой фантазии. Даже если человек законченный мизантроп. И в-третьих, утопающий хватается за соломинку. Гэри… я же уже это говорил.
Они и в самом деле говорили об этом всю дорогу из Арланды. У Ландона каждую минуту менялось настроение – от робкой надежды до полного опустошения.
– Извините, Ландон… не могу избавиться от мысли, что это какая-то патология. Нормальные люди стали бы протестовать.
– Да что вы говорите? Неужели? Мы только и делали, что протестовали! Все здание Парламента было заклеено лозунгами, митинги, одиночные пикеты… чего только не было. Но… вы же знаете… как с животными. Если получаешь чувствительный удар током каждый раз, когда пытаешься выйти за ограду, начинаешь жевать траву в загоне. Мне кажется, вы не до конца…
– Не злитесь, Ландон. Не зачисляйте меня в бесчувственные носороги. Вы почти четыре года с этим, а мне пока многое неясно.
– Вы провели с Юханом Свердом полчаса. Думаю, отрава, которой полна его башка, просачивается наружу и заражает собеседника.
Стальберг примирительно улыбнулся.
– Еще раз: не думаю, что беседовал с дьяволом. Почти уверен, что дело обстоит не так.
– Ну да… но вы ведь помните, Гэри: если эта птица ходит, как утка, и крякает, как утка…
– Это скорее всего утка. Что ж… посмотрим.
Ландон показал на “Глобен”:
– Вход вон там. А грузовые терминалы позади. С другой стороны.
Стальберг покачал головой.
– Гигантское сооружение. Отдаю должное вашим строителям. И архитекторам, конечно, хотя… в кубе больше места.
– Наш наблюдательный пункт вон там, – Ландон показал на четырехэтажный дом на другой стороне шоссе. – Квартира выставлена на продажу. Ключи дала сестра Никласа. Оттуда все видно. К тому же на крыше есть терраса.
– А отель? – Стальберг показал на желтую неоновую вывеску позади “Глобена”.
– Отель закрыт по причине аварии в энергосистеме. Автоответчик. Что, разумеется, вранье. Думаю, это Сверд приказал закрыть. Чтобы было поменьше свидетелей.
– Энергосистеме?
– Дичь какая-то. Будто это и не отель, а поезд метрополитена. Но люди верят. Смешно, ей-богу.
Ландон показал правый поворот – выезд на развязку.
– Смотрите!
Впереди три патрульных “вольво” с включенными мигалками на крыше.
– “Соковыжималки”, – просветил он Стальберга.
– Похоже… – Стальберг усмехнулся и откинулся на сиденье, а Ландон протянул левую руку к козырьку, прикрывая лицо.
Они выехали на эстакаду и пересекли полупустое шоссе.
– Они уже здесь…
Стальберг обернулся и еще раз посмотрел на мигающие голубые огни.
– А может, какой-нибудь рутинный контроль? Алкоголь, превышение скорости?
– Все может быть, только я сильно сомневаюсь. На развязке, где все и так пропускают друг друга?
Легкий удар. Машина подпрыгнула: Ландон не заметил лежачего полицейского. Почему-то это маленькое происшествие навело его на мысль об оружии. Он в первый же день переложил пистолет Шёгрена и старое ружье Эдварда Андерссона в багажник “ауди”.
Стальберг засел за телефон, а Ландон обследовал квартиру. Большая часть входа в “Глобен” видна с балкона. Из окна гостиной открывается вид на многополосное шоссе в Нюнесхамн, по которому они только что ехали. А если подняться на террасу на крыше, виден весь “Глобен”.
Никлас прав. Наблюдательный пункт – лучше не придумаешь.
Прошел в кухню и открыл шкаф. Пустые, чисто вымытые полки. Холодильник выключен, дверца полуоткрыта. Чему удивляться – квартира выставлена на продажу. Идеальный порядок. Надо бы купить что-то поесть, но… они уже видели. Чем больше полиции набьется в этот район, тем опаснее покидать квартиру.
Ландон включил холодильник и аккуратно прикрыл дверцу.
Лучше всего не двигаться с места, дождаться событий.
Если они произойдут, события.
Полной уверенности у Ландона не было. Правда, Никлас говорил с женщиной, получившей вызов. Или приглашение, как стояло в письме. Ему позвонила знакомая по газете. Эмма Спэрндли, молодая журналистка, живущая в Хорнстулле. Никлас сказал, чтобы она ни в коем случае не ходила. Мало того – лучше всего совсем исчезнуть, переселиться куда-нибудь подальше на несколько дней.
Ее “приглашение” выглядело точно так же, как то, что показывала Биби.
Суббота накануне праздника, время выбрано более чем странное – Стальберг прав. Но если вдуматься, укладывается в схему. Акция в Кафедральном соборе в Упсале и в церкви в Эстхаммаре, куда Хелена решила не ходить, тоже приходились на праздник – в тот раз это было Вознесение. Города в такие дни пустеют. А Хелену схватили на Троицу – объезжали уклонившихся.
Логика в этом есть. Когда затевается нечто настолько чудовищное, лучше выбрать время, когда треть населения валяется в гамаках и щурится на летнее солнце, другая бороздит архипелаг на яхтах, а остальные отсыпаются после вчерашнего.