Когда операция началась, их было тринадцать.

Теперь, насколько было известно Гамбургу, остались только Хансен и Джонни.

Вальберг, Понс, Ван ден Кибом, Мейер, Дрюкке и Велти сидели в тюрьме.

Вера исчезла.

Что же случилось с остальными?

Трое безымянных членов «команды Лены» успешно приземлились, закопали свои парашюты и порознь отправились к своим пунктам назначения.

Один из них добрался до Лондона и был схвачен в тот день, когда впервые зашел пообедать в ресторанчик в Сохо; он протянул официантке карточку на мясо. Абвер не знал, что в ресторанах продовольственные карточки не нужны.

Второй погорел, когда покупал билет до Бристоля, места своего назначения. Кассир назвал цену «десять – шесть», и он протянул десять фунтов шесть шиллингов[116].

Самый таинственный член команды «голландский беженец», обозначенный в фальшивых документах как «Ян Биллем Тер-Брак» был обнаружен застреленным в заброшенном бомбоубежище в Кембридже. Он был убит либо покончил с собой вскоре после приземления, так как при нем был его чемоданчик со всеми пожитками и рацией.

Оставался еще один человек.

Если какой-то эксцентричный филантроп решит воздвигнуть мемориал в память сумасбродств Гитлера, оставшийся член «команды Лены» может претендовать на звание неизвестного солдата операции «Морской лев».

Он был направлен в Ланкашир и был сброшен в Манчестерский судоходный канал неподалеку от Биркенхеда в устье Мерсея в ночь на 7 сентября 1940 года. Он утонул, одинокий и беспомощный.

О нем никто не вспомнил. Его потерю не заметили.

Гитлер оставил идею вторжения в Англию.

Кароли пробыл в Хэм-Коммон до 1946 года, был депортирован на родину в Швецию, где и проживает в настоящее время, страдая амнезией.

Хансену после войны разрешили остаться жить в Англии.

Судьбоносное лето 1940 года стало самым сложным и парадоксальным периодом в запутанной карьере Джонни как тройного агента. На какое-то время у обеих противодействующих сторон возникло сомнение в его пригодности. МИ-5 опасалась, что отсутствие Оуэнса на явке в Доггер-банке поколеблет доверие Риттера к нему и что немцы могут отказаться от этого бесценного канала связи.

Да и у самих англичан «эпизод в Северном море», как называли там несостоявшуюся встречу, вызывал определенные сомнения в правдивости Оуэнса. Но через некоторое время подозрения и обвинения в его адрес отпали. Не без натяжки было решено, что «все случившееся объясняется главным образом недопониманием Сноу и Бисквитом методов работы друг друга». МИ-5 решила продолжать игру, благо получаемые Оуэнсом из Гамбурга телеграммы не давали ни малейших оснований подозревать, что Риттер утратил к нему доверие.

В вермахте шли лихорадочные приготовления к операции «Морской лев». Люфтваффе готовилось к «Орлиному дню» – началу воздушного блицкрига против Англии. В начале августа, когда абвер был готов к нанесению двойного удара, Оуэне получил специальное задание: ежесуточно между полуночью и 2.30 утра передавать данные о погоде и как можно чаще сообщать о результатах будущих немецких воздушных налетов. Хотя из соображений секретности ему нельзя было сообщить о предстоящей операции «Морской лев», он получил задание обследовать побережье между Дувром и Плимутом и сообщить об имеющихся там оборонительных сооружениях.

Джонни принялся с таким старанием выполнять задание, что если у Риттера и оставались еще какие-то сомнения по поводу неудавшейся встречи в Северном море, то теперь они должны были окончательно рассеяться.

Первую сводку погоды Оуэне передал 8 августа:

«Ветер южный, сила ветра 1… Температура 73 градуса по Фаренгейту… Видимость 4500 ярдов… Высота облаков 2500 ярдов».

Однако некоторые донесения Джонни, переданные перед самым началом налетов, удивляют своей невразумительностью и противоречивостью, в них словно отразились нерешительность и колебания обеих сторон. В одной из радиограмм он жаловался на то, что масла по карточкам выдают по две унции на человека и его все равно трудно достать, что правительство пытается посадить народ на картофельную диету с добавлением яичного порошка. В следующей передаче сообщалось, что «продовольственная ситуация нормальная». Шла деловая информация о береговых укреплениях и заграждениях в Дувре, Фолкстоне, Хите, Фарнборо, Портсмуте и Рединге, за которым следовало сообщение о повышении цен на обувь в два раза и о том, что в магазинах на Оксфорд-стрит исчезли шелковые чулки.

Было ощущение, что появление впервые за пять столетий угрозы иностранного вторжения всколыхнуло его патриотические чувства. Хвастливый тон его радиограмм мог даже навести Риттера на подозрения, например, мощность укреплений в районе Дувра была явно преувеличена. В другом сообщении утверждалось, что ополченцы получили «тысячи автоматов». В телеграмме от 14 августа безымянные авторы, готовившие материалы для Джонни, чуть не выдали себя. В ней говорилось:

«Штаб внутренней обороны начеку. Приняты все меры по обороне. Крупные войсковые части готовы к отражению нападения, если вы высадитесь здесь».

Но вот небеса разверзлись и началась битва за Британию. Высадка не состоялась, но появилось люфтваффе и начались воздушные бомбардировки. В абвер одно за другим полетели сообщения Джонни об их последствиях. 18 августа о налете на Кройдон он радирует:

«Сгорел резервуар с нефтью, разрушены приборный завод и посадочная полоса».

Вслед за этой – другие радиограммы:

«Уимблдон разрушен»; «В Мортон-Мэлдене горят сотни домов, вокзал и заводы»; «Аэропорт в Биггинхилле разрушен»; «Во время налета на завод Виккерса в Уэбридже сгорел сборочный цех, семьдесят человек убито»; «Горят верфи «Альберт» в Силвертауне, склады и резервуары с нефтью»; «На авиационном заводе «Шорт» в Рочестере сгорело семьдесят пять транспортных самолетов» и т. д.

Оуэне не имел отношения ни к одной из этих телеграмм, все они были составлены комитетом по дезинформации МИ-5 под руководством теперь майора Джона Сесила Мастермана. Какую же цель преследовали англичане, обеспечивая врага такой подробной информацией?

Манипулируя сведениями о результатах налетов, снабжая ими немцев через агентов-двойников, английская разведка пыталась таким образом контролировать выбор объектов, подвергавшихся ударам немецких ВВС. Этот замысел осуществлялся в широких масштабах и под личным руководством Черчилля[117].