Вопрос повис в воздухе, требуя ответа и не получая его. Вес его придавил Лютого к полу. В неестественной тишине он услышал слабый звук, словно упала дождинка, но капля, брызнувшая на его лапу, была красной. Торисен так сжал эфес Разящего Родню, что костяшки его пальцев побелели, а порез на левой ладони открылся.

Карандаш Тришен застыл над бумагой, но она встряхнулась и неуверенно сказала:

— Верховный Лорд, ты имеешь право знать: твоя сестра на Горе Албан. Только ты можешь не найти гору там, где она должна быть.

Брови лорда поднялись, но он поклонился:

— Благодарю, Яран. За эту любезность, пусть и загадочную, я, возможно, и не изгоню всех вас отсюда.

Тришен склонила голову. Взгляд ее опустился, и она полузадушенно вскрикнула.

«Она заметила кровь», — решил Лютый и застыл, осознав то, что увидел только что: лезвие меча свободно свисало из поддерживающей его петли перевязи, позади ножен. Разящий Родню был обнажен. Иначе никогда и не было.

Торисен полунасмешливо отдал честь, обращаясь ко всему Совету. Потом он повернулся, чтобы уйти, Рябина и Лютый следом. Они почти дошли до двери, когда Адирайна внезапно стряхнула руку подруги и упала на колени. Она все еще стискивала грязную вышивку. Старуха безошибочно бросилась к красным каплям на полу.

— Близнецы! — воскликнула она изумленно и восторженно: головоломка наконец сложилась, стоило только прикоснуться к крови брата и сестры разом. — Вы все-таки близнецы!

— Сумасшедшая! — бросил Торисен и поспешно вышел.

Труся позади, на повороте в галерею, ведущую к Переднему Двору, Лютый заговорил:

— Славный фокус с этими вопросами. Я думал, такой властью наделены только шаниры.

— Какой? Я спросил, они ответили. И все.

— Ох, но наверняка…

— Я сказал, что это все!

Лорд резко повернулся к вольверу, тот инстинктивно припал к земле.

— Лютый, не делай так, — раздраженно сказал Торисен. — Я же не вожак твоей стаи.

Рябина предостерегающе дотронулась до его плеча и быстро отступила — к ним по аркаде скользило искрящееся видение. Длинная юбка, переливающаяся, как кожа ящерицы; низкий вырез платья, расшитый золотом; белые выпуклости грудей; лебяжья шея; трепещущая маска из золотой паутинки, создающая вроде бы более непроницаемую тень, чем обычно; хотя времени разглядеть все великолепие не было: миледи Калистина кинулась «в объятия» Торисена, по его израненным пальцам пробежала дрожь.

— Ох, мой дорогой лорд, наконец-то ты вернулся домой!

Он невольно отпрянул от боли при столкновении, и маленькое облачко пудры вылетело из ложбинки между грудей «супруги», запорошив глаза Торисена. Он пошатнулся, на миг ослепнув. Тактично глядящая в сторону Рябина ничего не заметила, но все еще съежившийся на полу Лютый увидел. Он зарычал, когда дочь Каинрона подняла руку, словно желая ударить Верховного Лорда по лицу. Торисен перехватил ее кисть.

— Ты дала пощечину моей сестре, — сказал он, словно только что вспомнив. — Почему?

Калистина с шипением отшатнулась, ненависти в ней было больше, чем хитрости.

— Джеймс, всегда Джеймс.

Лорд потряс головой, словно пытаясь очистить ее, и отстранил «жену»:

— Прошу меня простить, леди.

Она недоверчиво глядела, как он уходит, сперва покачиваясь, потом с возрастающей уверенностью — и скоростью.

Приглушенный кашель заставил ее поднять глаза. На винтовой лестнице, ведущей к верхним классам, скорчилась маленькая девочка, та же бойкая Ардет, которая видела голые руки Джеймс. Девчонка поскакала по ступеням наверх. Чары, которыми Калистина только что пыталась опутать Торисена, были категорически запрещены матронами. Если эта проклятая негодяйка расскажет Адирайне, что она видела на этот раз…

А еще хуже, если Калдан узнает, что она потерпела неудачу…

— Достань мне быструю лошадь, — сказал Торисен Рябине, когда они повернули к воротам на Переднем Дворе.

— Я оседлаю всех коней в конюшне. На этот раз ты не оставишь нас в стороне, Черныш.

— И меня, и меня! — закричал вольвер, пританцовывая от возбуждения и пытаясь похлопать лапами.

— И меня, — процедила миледи Калистина сквозь свои прелестные белоснежные зубки, наблюдая за удаляющимися.

Она не проиграла. Еще нет.

Глушь: шестидесятый день весны

Платформа, кряхтя, опускалась. Джейм ехала на ней одна. Выбраться из окна лазарета и перемахнуть на этаж ниже было легко для нее, но невозможно для слепого Жура. Надувшийся Серод отказался даже пробовать.

Скрип, скрип, хрусть.

По чистой случайности девушка открыла, как летописцы переносят свои старые кости вверх и вниз по училищу с относительным комфортом. Хотя, приведя эту машину в действие, Джейм сильно сомневалась, сможет ли она заставить механизм остановиться. Мимо скользили канаты, связанные через равные интервалы загадочными узлами. Кендары-ремесленники и вправду были умны. Старейшие ученые, наверное, находят это устройство бесценным, но Джейм уже начала жалеть, что не идет пешком. Затянувшийся спуск оставлял слишком много времени для раздумий.

Из всех глупых вещей, которые он когда-либо творила, это, несомненно, было наиглупейшим, много хуже, чем рейд по Рестомиру. Там, по крайней мере, рядом была помощь, а враг имел склонность спотыкаться о собственные жирные ножки. Здесь, в Глуши, недруг совсем иной — Иштар и, может быть, сама матрона Рандира.

Несомненно, вражда может охватить несколько поколений. Говорила же Ранет Киндри, что ее месть бежит через него, — она верила, что он последний из крови Кинци.

Месть за что?

А Иштар, какую поддержку ему оказали тут? Что он рассказал остальным жрецам о ней? Джейм называла Общину Жрецов выгребной ямой, сточной канавой божественности, но здесь все-таки не было действующего храма. Может быть, беспокоиться и не о чем.

Может быть.

А натянувшиеся нервы и бурлящий желудок беспрерывно твердили: «Глупо, тупо, дура».

Платформа погрузилась в туман и будто растворилась. Джейм споткнулась о теплые каменные ступени и покатилась, как в первый раз, когда надела длиннющую узкую юбку, оказавшись в итоге почти бездыханной и в синяках у подножия лестницы в густой траве.

«Следи за последним шагом», — говорил Серод. Ух.

Гора Албан возвышалась над головой, заслоняя небо, нереальная, как луна в полдень. Окружившие девушку стены Глуши выглядели почти такими же призрачными, лесистые склоны проглядывали сквозь них, как через легкую дымку. Рассеянный свет омывал заросший травой бугорок, на котором стояла Джейм, нагревая разбросанные повсюду камни — останки древнего горного форта, вокруг которого строилась Глушь. С рухнувших глыб безмолвно кричали рты вырезанных иму. Девушка обвела пальцем один овал. У ее ног в зелени прятались хрупкие белые звездочки только что раскрывшихся цветов.